Читаем Поджигатели (Книга 2) полностью

Предостерегающий голос "Юманите" раздавался со Франции, перекрывая бесовский хор, рожденный чеками Джона. Трудовой французский народ не верил в необходимость капитуляции перед Гитлером, рисовавшимся правящей кликой Франции чуть ли не спасителем ее миллионов, вложенных в Чехию. Но рантье уже колебались: что будет, если на твердость Франции немцы ответят войной?

Нет, нет, война не для Франции! И из-за чего, из-за каких-то там Судетских гор, которые не всякий француз способен найти на карте! Чорта с два! Если чехи не хотят примириться с потерей этих гор, так пусть сами за них и воюют...

Вся Чехословакия не стоит костей одного пуалю!

В "Гренгуаре" афоризм Боннэ трансформировался в столь же лаконический, но, пожалуй, еще более гнусный аншлаг, перепоясавший первую страницу этого органа паромщиков: "Хотите ли вы умереть за Чехословакию?"

"Спасителем нации" был объявлен некий профессор Жозеф Бартелеми, который по заказу Долласа написал для "Тан" статью, "доказавшею, как дважды два", что франко-чехословацкий договор о взаимной помощи давным-давно утратил силу, поскольку Гитлер денонсировал Локарнский договор.

В сорок тысяч франков обошлось Ванденгейму то, что статья журналиста, разоблачавшего продажность Бартелеми, не появилась в печати.

- Запомните, Фосс, - наставительно проговорил Джон Третий, обращаясь к Долласу, - и не уставайте повторять тем, кто этого не понимает: вышибить из этой игры Францию - значит выиграть всю партию, потому что этим, быть может, нам удастся выбить из игры Россию. А это для нас важнее Англии и Франции, вместе взятых.

Удовлетворенный результатами своей деятельности, Ванденгейм собирался уже покинуть окутанный осенней мглою Париж, когда к нему явился встревоженный Доллас.

- Дурные вести из Германии, хозяин!

Он съежился было под свирепым взглядом Ванденгейма, но все же решился договорить:

- В кругу близких людей Гитлер проговорился, что боится провала с Судетами.

Ударом ноги Джон в бешенстве отбросил китайский столик со стоявшим на нем чайным сервизом.

- Господь-бог наказал нас этим идиотом!

- Не столько бог, сколько Генри Шрейбер, - лукаво заметил Доллас.

- К дьяволу ваши гнусные остроты! - рявкнул Джон.

Отбросив обломки столика и топча осколки фарфора, он прошелся по комнате.

- Помните того малого, что был нами приставлен к Герингу?.. Мак?.. Мак?.. - силился вспомнить Джон.

- Мак-Кронин?

- Надо связаться с ним!

После некоторого колебания Доллас сказал:

- Эти сведения от него и идут.

- Так, значит, Гитлер говорил это Герингу?

- Герингу и Геббельсу.

- Ну, Геббельс... - Джон пренебрежительно махнул.

- Его влияние на Гитлера...

- Дело не только во влиянии, а и в личной заинтересованности, Фосс. Джон неожиданно рассмеялся и крепко ударил Далласа по плечу. - Чего стоило бы ваше влияние на меня, если бы вы не были заинтересованы в успехе того жульничества, которое провели вчера для Буллита?!

Доллас хотел возразить, оправдаться, но губы его омертвели от страха: он знал, что Джон способен простить все - ложь, измену, любую подлость, только не посягательство на его кошелек.

- Честное слово, хозяин... - пролепетал он, овладев, наконец, способностью речи и отирая о брюки влажные ладони. - Честное слово...

Ванденгейм угрожающе проговорил:

- Вы вообразили, что если вы ведаете моей разведкой, а не я вашей, то я уже ничего не знаю о проделках за моего спиною?.. Как бы не так! Каждый ваш шаг, каждое слово... - Он стоял страшный, как идол, и Долласу уже чудилось, что десяток рук багрового страшилища обвивают его в смертельном объятии, чтобы выжать все, что он успел нажить. Он смотрел на Джона остановившимися от ужаса глазами. Если бы не бешеные удары сердца и не холодные струйки пота, катившегося по рукам, по лицу, по всему телу, он поверил бы тому, что страх способен мгновенно убивать.

Глядя на него, Ванденгейм презрительно усмехнулся:

- Нельзя быть таким трусом, Фостер.

- Я не боюсь ничего на свете... - заплетающимся языком промямлил Доллас и поднял руку, чтобы отереть мокрое лицо.

- В общем это пустяки. Я на вас не сержусь! - заявил Джон. - Смотрите только, чтобы вас не надул Буллит в той спекуляции, которую вы с ним затеяли.

- Буллит меня? - Доллас рассмеялся скрипучим долгим смехом.

- Приглядывайте за ним. Этот лягавый из тех, что норовят таскать дичь из-под носа хозяина... Президент это скоро почувствует.

Неожиданно Ванденгейм спросил адвоката:

- Вы передали Буллиту последний чек?

- Разумеется.

- Без удержаний?..

Доллас пожал плечами и обиженно отвернулся.

- Нужно дать ему деликатное поручение... Впрочем, лучше не впутывать в это дело Буллита, - сказал Джон. - Ведь вы и сами близки теперь с Абетцем?

- Более или менее.

- Мне нужно встретиться с Герингом.

- Такое дело требует времени.

- Его-то у меня и нет.

- Абетцу придется ехать в Германию.

- Пусть летит завтра же!

- Прием у Геринга, говорят, расписан на месяц вперед.

Ванденгейм резко остановился посреди комнаты и проговорил:

- Он должен принять меня не позже следующей недели.

2

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза