Читаем Поджигатели (Книга 2) полностью

"Детка", как они прозвали надзиравшего за ними охранника, особенно ненавидевший Цихауэра за то, что тот был не только коммунист, но еще еврей и интеллигент, собственноручно пробил в дне его ведра вторую дырку штыком.

Не желая подвергать друга двойному наказанию, Зинн нарочно замедлял свое движение между бочками, чтобы они опустошались одновременно.

Когда Детка видел, что бочки пустеют медленнее, чем ему хотелось, он заставлял Цихауэра ставить ведро на землю и проделывать какое-нибудь гимнастическое упражнение, пока вода не вытекала совсем.

Если Детка бывал в хорошем настроении, он вместо гимнастики вынуждал Цихауэра выслушивать поучения.

Пока из ведра, стоявшего на земле, вытекала вода, он, не торопясь, говорил:

- Вот видишь, детка, как нехорошо быть непослушным: рисовал бы ты себе голых баб, и не пришлось бы тебе теперь стоять передо мною. Впрочем, это далеко не худшее, что тебе предстоит, - до смерти переливать воду между этими бочками. Может случиться что-нибудь похуже... Понял? Но я тебе обещаю: если ты будешь вести себя хорошо в течение ближайшего годика, то я поручу тебе нарисовать еще какую-нибудь картинку. Мы позовем самого тонкого знатока, чтобы он ее оценил. Если она будет хороша, ты ее соскоблишь и примешься за новую. А если она будет плоха... Ну, если она будет плоха, тебе не позавидует даже повешенный за ноги. Понял, детка?

Детка бросил взгляд на ведро и, если оно успевало вытечь, командовал:

- За работу, господин доброволец!

И все начиналось сызнова.

Не так давно Цихауэр сказал Зинну:

- Скоро я сойду с ума.

- Ну, ну, держись!

Зинн и сам был готов ударить ведром по голове Детку. Но он держался. Он ждал известий из-за проволоки. Он был уверен, что рано или поздно они придут. Он был убежден, что партия не может о них забыть и сделает все для их освобождения.

- Таких, как нас, тысячи, десятки тысяч, - с недоверием говорил Цихауэр. - Ты думаешь, всех их можно освободить?

- Может быть, и не всех, но тех, кто держится крепко, можно. - И чуть менее уверенно заканчивал: - Можно попытаться освободить...

И верил он не напрасно: весть пришла. Зинну было дано знать, что в одну из ближайших ночей будет совершена попытка организовать их побег.

До этой ночи оставались сутки...

Ведра уже не казались им такими тяжелыми, лившаяся из них на ноги ледяная вода такою холодной.

Предстоящий побег делал осмысленной даже бессмысленную работу: отвести глаза Детке, сделать вид, будто ничего не случилось.

Час за часом они черпали воду и бегом таскали ее к другой бочке.

Сегодня они даже перестали считать перелитые ведра, как делали это обычно. Теперь это не имело значения. Так или иначе, им придется сегодня чистить "пивные". Даже если, бы их бочки остались полными до краев, ротгенфюрер найдет, к чему придраться, чтобы не дать им пропустить очередную "пивную ночь".

И они бегали и бегали, чтобы не дать ему заподозрить воскресшую в душах надежду.

Судя по положению солнца, до конца рабочего дня оставалось уже немного, когда вдруг весь лагерь наполнился оглушительным трезвоном. Это была тревога.

- Смирно! - послышалась команда надзирателей. - Руки на затылок!.. Оставаться на месте!.. Не оглядываться!

Заключенные поняли, что это значит: кто-то бежал. "Безрассудство, подумал Зинн. - Ведь еще совсем светло. Кому могло прийти в голову такое безумие?.. Довели... довели до отчаяния... Проклятое зверье!.."

Непрекращающийся трезвон, вой сирены, несколько выстрелов - и все стихло.

Где-то у ограды слышался лай собак. Едва заключенные вернулись в бараки, их снова выгнали на плац. В сгущавшейся темноте свет прожекторов, брызнувший поверх голов, казался особенно ярким. В этом свете с необычайной отчетливостью выступала каждая деталь серой арестантской одежды, каждая черта изможденных серых лиц. Заключенных выстроили двумя длинными шеренгами поперек всего плаца. Дрожащий голубой свет прожекторов заливал перемешанную тысячью ног грязь. По деревянным мосткам, за спинами заключенных, прохаживались надзиратели. За тринадцатою ротой прогуливался Детка.

- Чтобы вам не было скучно, детки, пока заседает суд, вам покажут забавный спектакль...

Трусивший следом за ним помощник блокфюрера угодливо хихикал.

Заключенные стояли неподвижно. Не было даже тайного перешептывания. Они уже знали, что изловили двоих. Но кого именно - не знали. Кто бы они ни были, эти двое отчаявшихся, - это их товарищи по несчастью.

Шеренги арестованных тянулись, словно два серых забора из поставленных в ряд изношенных шпал. Бесформенной была мешковатая одежда, бесформенными казались одутловатые лица.

Стоять заставили долго. Ноги каменели в холодной грязи, но люди не шевелились. Кроме шагов надзирателей и брани, не было слышно ни звука.

Наконец в конце живого коридора показалась небольшая группа: охранники вели одного из пойманных беглецов.

- Ага! - весело воскликнул Детка. - Неофициальная часть начинается!

Когда Зинн разглядел лицо арестованного, шагавшего между конвоирами, он сразу понял, что бегство инсценировано тюремщиками, пожелавшими разделаться с ненавистным им арестантом-коммунистом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза