Читаем Поджигатели (Книга 2) полностью

При этих словах Эгон испуганно посмотрел на дверь и хотел выглянуть в коридор. Лемке остановил его и приотворил дверь сам. Все было в порядке: экономка не решилась подслушивать.

- С полицией шутки плохи! - Лемке кивнул на висящий на спинке стула пиджак Эгона: - Вот что было нам нужно.

Эгон не понял.

- Отличная почтовая сумка, - пояснил Лемке.

- Она к вашим услугам!

- К сожалению, поздно, доктор! Мне пора исчезнуть.

- Куда?

- В Берлин.

- Плохое место.

- Да. Очень сильно проветривается. Можно схватить насморк...

- Без вас я не могу быть тут полезен?.. Хотя бы в качестве почтовой сумки?

- Теперь вы не слишком надежный почтальон. Именно поэтому-то я к вам и пришел, рискуя дурным знакомством. Лучше вам куда-нибудь уехать!

- Я только что из Австрии.

- Знаю.

- При желании, конечно, я мог бы туда вернуться.

- Гиммлер там, как дома. Вам полезно на некоторое время убраться за пределы нашего рая.

- Едва ли осуществимо.

- Ваша фирма посылает экспертов в Чехословакию. Я бы советовал вам как можно скорей...

- Мне что-нибудь угрожает? - спросил Эгон.

- Что может угрожать читателю нелегальных романов? На вас заведут карточку. Вы утратите чистоту репутации. А она может нам пригодиться.

- Я рассчитывал немного отдохнуть...

Лемке состроил лукавую мину и многозначительно сказал:

- Вы были бы там с фройлейн Германн.

- С Эльзой?

Лицо Эгона говорило больше, чем если бы он стал выражать свое отношение к этому предложению словами самого гневного возмущения. Наконец он с отвращением проговорил:

- И обязанности фройлейн Эльзы заключались бы в наблюдении за мной.

От неожиданности Лемке сел и молча уставился на Эгона.

- Фройлейн Эльза работает в этом почтенном учреждении, - повторил Эгон.

- Такие вещи не сообщаются случайным знакомым.

Эгон долго сидел неподвижно, опустив голову. Потом достал из стола конверт и бросил перед Лемке. Тот с удивлением прочел анонимное письмо, разоблачавшее Эльзу Германн как агента гестапо при Эгоне.

Лемке ласково тронул Эгона за плечо и попытался сказать несколько слов утешения. Но тут он увидел, что они звучат вовсе неубедительно: если в анонимке сказана правда - она отвратительна. Франц постарался переменить разговор.

- Что бы вы сказали, доктор, если бы я попросил от вас услуги, требующей большого мужества?

- Не думайте, Франц, что я перестал быть мужчиной...

- Товарищи вас знают.

- Вы преувеличиваете, Франц.

- Если в те тяжелые годы капитан Шверер мог не выдать своего механика Лемке, то можете ли вы не быть мне другом теперь? Настали трудные времена для Германии, доктор. На стороне разбойников в черных мундирах - сила государственного аппарата. Это так, но не нужно это переоценивать. Наша задача - помочь народу в борьбе против наци, как бы трудна она ни была.

- Она еще не кажется вам безнадежной? - спросил Эгон.

- Мы не так легко теряем надежду, доктор!

- Но ведь ваша партия потерпела поражение, она перестала существовать.

- Уйти в подполье еще не значит быть разгромленным.

Эгон в сомнении покачал головой:

- Боюсь, что наименее сознательная масса переходит на сторону других вождей.

- Нельзя закрывать глаза на то, что мы имеем дело с очень ловким врагом. Еще одна-две таких бескровных победы, как Рейнская область, как Австрия, и Германия повернет за Гитлером. Мы готовы к этому.

- На что же вы надеетесь?

- Кто же поверит, что народ, родивший Маркса и Энгельса, Либкнехта и Тельмана, безнадежен? Он может заболеть...

- Длительно и тяжело, - вставил Эгон.

- Но как бы ни была ужасна бездна, в которую Гитлер ввергнет Германию, кризис и выздоровление наступят!

Было уже поздно, когда Лемке собрался уходить. Перед тем как проститься, он спросил:

- Вы помните мою профессию, доктор?

- Бывало вы так часто повторяли мне, что ваша мечта - вернуться к фрезерному станку... Забыть это просто невозможно, - с добродушной усмешкой сказал Эгон.

- Нет, нет! - поспешно перебил его Лемке. - Я говорю о той профессии, которой обучила меня война.

- Когда-то вы были самым исправным шофером в Германии, - улыбнулся Эгон.

- И вы могли бы рекомендовать меня кому-нибудь?

- Охотно, но кому?

Лемке посмотрел в глаза Эгону.

- Мне хотелось бы работать у вашего отца.

- Вы не хуже меня знаете, какому просвечиванию подвергнется человек, желающий возить генерала фон Шверера.

- Я никогда не решился бы просить, если бы не был уверен в том, что не могу вас скомпрометировать. Я уже сказал вам: за кормой у Бодо Курца чисто, как у самого густопсового наци.

Эгон молча протянул Лемке руку.

Уходя, Лемке увидел экономку в прихожей. Она мирно спала на стуле.

- Заприте дверь, тетушка. И вот что... Я еще зайду кое о чем с вами потолковать. Но, - голос его сделался строгим, - смотрите, ни звука о том, что я был. Понятно?

Только когда сигара стала жечь губы, Эгон очнулся. Злобно швырнул окурок и налил себе вина. Выпил все, что осталось в бутылке. Эльза?! А это не может быть клеветой?.. Он не может, не хочет поверить! Нет, он не верит!.. Эльза! Какой бред!..

Он решил больше не думать об этом, но и сам не заметил, как через минуту мысли вернулись к тому же. Зачем Эльзе быть с ними? Она разумная девушка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза