Подземный огонь

– Зачем ты покинул обители клана,
Где вьется вкруг вереска солнечный свет,
Где мерзнет заря, как смертельная рана
Над россыпью древних полночных планет,
Алан Макмэд?

– Уж лучше клинков ненасытная пляска,
И вьюга в предгорьях, и мрак, и туман,
Чем взгляд, лучезарнее неба над Темрой,
И сочные губы, и трепетный стан,
Не правда ли, тан?..

– Сердце леди Хайлэнда податливей воска,
Если джентльмен в бранных делах знаменит,
Когда дедовский меч его, поднятый к звездам,
О щиты чужестранцев победно звенит,
Потрясая зенит…

– Меч Макмэда не сломлен никем ни в турнире,
Ни средь битв ни в низине, ни на вольных холмах.
Но для леди Хайлэнда нет желаннее в мире
Песен рыцаря в черном, что сводят с ума
Женщин в клане Галмах…

– Мне понятен твой гнев, но поверь мне, как тану —
Бог не создал для мира неподатливых бед.
Уж тебя ли, герой, я испытывать стану,
Как сорвать с плеч врага и башку, и берет,
Алан Макмэд?

– Опоздал твой совет, ибо чаша испита,
И жестокий урок мной сопернику дан.
Там, где вереск поет у речного гранита,
Рыцарь в черном лежит, вечным сном обуян.
Я не лгу тебе, тан…

– Так зачем ты покинул обители клана,
Где вьется вкруг вереска солнечный свет,
Где навек упокоила рваная рана
Ненавистного барда, виновника бед?
Возвращайся, Макмэд…

– Не видать мне ни славы, ни свадебной пляски,
Пенный кубок не пить, не обнять тонкий стан.
Брошен плед мой в огонь, и в неистовом лязге
Гордых горских клинков клан Галмах гневом пьян,
Меня проклял, о тан!..

Рыцарь в черном, укравший сердце нежное леди,
Рыцарь в черном, затмивший ей песнями свет,
Он, уснувший навек в окровавленном пледе,
Рыцарь в черном – мой брат, Эдвин Макмэд…[4]

Хальк взял завершающие аккорды и положил ладонь на струны. Строри, сидевший рядом со мной, тихо всхлипнул. Я неожиданно заметил, что вокруг нашего стола собрались гномы и люди – они стояли тихо-тихо и слушали. Когда замер последний звук лютни, Двалин встал и поклонился Хальку, а собравшиеся в круг сородичи старейшины забили в ладоши и начали восторженно орать.

– Ай да Хальк… – прошептал мне на ухо Мораддин. – Гномов нелегко растрогать, равно как и привлечь внимание человеческими песнями. Но если гному понравится, как ты поешь, станешь его другом навеки.

Хозяин трактира, упитанный и низенький месьор Бютт, тоже слушавший песню, вдруг поднял руку, глянул строго на служек и срывающимся голосом крикнул:

– Пива благородным господам из Аквилонии! За счет трактира!

Допелись. В Пограничье очень ценится золото, которым платят за еду. На золото можно купить теплые вещи, жилище, оружие, лошадей… Но больше всего ценится пища, хлеб насущный. Именно поэтому золото обменивается на нее, а не наоборот. А сейчас произошло невиданное – матерый трактирщик, умудренный опытом многочисленных предков, за одну песенку готов угощать абсолютно бесплатно!

Так как все присутствующие изрядно захмелели, в обеденном зале творилось нечто невообразимое. Я имею в виду то, что высокородные аквилонские дворяне из десятка Паллантида, вместе с командиром были приглашены к столу компанией молодых гномов и моментально нашли общий язык с карликами. Вино полилось рекой – как в переносном, так и в буквальном смысле: один из гномов, желая показать Паллантиду достоинства своего боевого топора, столь широко размахнулся, разрубая воздух, что перевернул бочку с драгоценным в Пограничье красным зингарским вином. Вкусно пахнущая виноградом жидкость разлилась на земляной пол, а гном, поскользнувшись, рухнул в темную лужу.