Подземный меридиан

— Василек помнит тебя, — вдруг сказала она невпопад.

— Правда? — оживился Андрей.

— Да, он спрашивал о тебе. Ты ему понравился.

Мария подошла к Андрею, коснулась пальцами его локтя.

— Почему не ходишь в театр? Приходи.

Андрей, пожимая ей руку и теряясь от нахлынувших чувств, сказал:

— Приду.

Ему хотелось бы кричать о своей любви, но он смотрел на нее молча — боялся испортить святую минуту.

21

Секретарь обкома говорил по телефону с редактором газеты, когда к нему вошла секретарша и положила на край стола визитную карточку Каирова. «Пусть ждет», — сказал он секретарше, на минуту отвлекаясь от телефона. Сам при этом подумал: «Не подозревает, что у меня лежит подлинная, самаринская рукопись». И так как разговор с редактором касался именно рукописи, то секретарь приглушил свой голос, поднес ладонь к трубке, повернулся в сторону от двери. Он говорил так, будто не знал об увольнении Сыча.

— Фельетон нам понравился — так и нужно развенчивать мнимые авторитеты, прилипал в науке. Мы сейчас готовим материал на бюро обкома, имеем документы, подтверждающие правильность фельетона даже в деталях. Да, да, именно: рукопись Самарина. И вот ещё что: подумайте о выдвижении Сыча. Таким журналистам нужно смелее вверять ключевые посты.

Секретарь произнес эти слова с ядовитой ухмылкой. Он понимал щекотливое положение Бузылева. Редактор же в ответ не говорил об увольнении Сыча, а лишь поддакивал да соглашался: «Будет сделано. Да, да… конечно».

— Передайте наше мнение коллективу редакции, — продолжал секретарь деловым, наставительным тоном. — Поблагодарите Сыча. Так и скажите: члены бюро обкома высоко ценят его работу.

Окончив разговор с редактором, он подошел к стоявшему у окна макету здания университета, который в нынешнем году начали строить в Степнянске, тронул пальцами угол верхнего этажа, где, по замыслам, разместится факультет электронного машиностроения. Вспомнил недавнее обсуждение кандидатур на должность декана этого факультета, Каирову отдавалось предпочтение. «А теперь, — подумал секретарь, — будем исключать из партии».

Подошел к столу, решительно нажал кнопку звонка.

Каиров вошел бодро и поле кабинета пересекал с достоинством дипломата: развернув плечи и чуть склонив набок голову. Он был одет в строгий черный костюм и чисто, до синевы выбрит.

«А любопытно, как они устроены, люди, подобные Каирову?» — думал секретарь, встречая учёного холодно, не вставая ему навстречу и не подавая руки, а лишь показывая взглядом на кресло и говоря: — Садитесь, пожалуйста.

Борис Фомич степенно, по–стариковски опустился в кресло и тотчас же заговорил:

— В газете напечатан фельетон…

— Знаю. Читал.

Каиров кинул на секретаря беглый взгляд и как–то криво, нехорошо улыбнулся:

— Меня так разрисовали… Впору в тюрьму сажать.

Борис Фомич снова улыбнулся. Достал платок, стал вытирать вспотевшие ладони. Ждал со стороны секретаря какого–то участия, понимания, но тот бесстрастно смотрел в глаза Каирову и ничего не говорил.

— Вы, кажется, верите всему, что там написано? — продолжал Каиров. — Но это не так. Я прошу защитить честное имя коммуниста.

— Чем вы можете подтвердить свое авторство?

— Как чем! — воскликнул Каиров. — Книга написана, книга издана… В институте вам скажет каждый.

— Пока нам известно одно: книгу писал Самарин. А вот как на её титульном листе очутилась ваша фамилия, нам неясно. Будем выяснять на бюро обкома.

— Вы слишком ответственный человек, чтобы говорить так…

— Безответственно, хотите сказать?.. Но как же я должен говорить, если мне доподлинно известно, кто писал книгу.

Секретарь достал из стола книгу и рукопись. Раскрыл перед Каировым то и другое.

— Вот посмотрите: тексты совпадают… За редким исключением.

Каиров привстал с кресла и увидел рукопись Самарина — ту самую, которую хранил в своем сейфе. Доступ к ней имел один Папиашвили. «Выкрал и отдал газетчикам! — обожгла его мысль. — Зачем?.. Чего ради?..» Он хотел что–то сказать секретарю обкома, посмотреть ему в глаза, но ни то, ни другое не смог сделать. Мысленно повторял слова: «…будем выяснять на бюро обкома. Но что это значит?.. Персональное дело!.. Конец!.. Исключат из партии…»

— А вот письмо вашей сотрудницы Гривы, — сказал секретарь. — Она тут подробно и честно описала всю вашу механику…

Каиров краем глаза видел лежащий на столе конверт и даже различал почерк Гривы, но головы не повернул. Он чувствовал на себе взгляд секретаря обкома — все тот же бесстрастный и торжествующий. Хотелось бросить ему в лицо какие–то слова — одной короткой фразой все опровергнуть, отвести от себя тяжкое обвинение, но слова такие на ум не шли. И тогда Каиров открыл портфель, дрожащими, деревянными пальцами извлек на стол листки с указаниями американских газет, в которых опубликованы «художества Самарина», металлический стаканчик с кинопленкой о «похождениях в Москве». Каиров все это выложил на край стола, а затем все той же деревянной, подрагивающей рукой подвинул к секретарю.

— Что это? — спросил секретарь.