Подземный левиафан

На востоке небо пронизала молния — яркая изломанная узкая полоска лизнула вершины холмов, словно язык электрической змеи. Темная завеса дождя приближалась ровной стеной, подсвеченная вспышками молний, а вдоль улицы, хотя небо над головой еще было ясным, разносился грохот катящихся по скальному склону камней — эхо далекой бури, принесенное могучим ветром. И примерно за минуту до того, как на теплый асфальт упали первые капли дождя, а в воздухе над мостовой и тротуарами разлился острый, изумительный запах озона, над крышами домов торопливо проехал на велосипеде человек, бешено работавший педалями, словно именно быстрота вращения колес удерживала его в воздухе. Не в силах вымолвить ни слова, Джим проследил за тем, как летающий велосипед и его странно знакомый пассажир приблизились к нему и Гилу, затем проплыли у них над головами, над трубой дома Хасбро, над провисшими телефонными проводами и исчезли в небе, в темной стене дождя, которая обрушилась из разверзшихся небес и почти полностью закрыла собой улицу, заслонила весь мир. Джим торопливо запихнул дневник Гила под куртку, ошалело прокручивая в памяти фрагменты невероятного полета машины Хасбро, вспоминая отчаянно крутящего педали презревшего гравитацию — презревшего здравый смысл — Ройкрофта Сквайрса. Но почему именно Ройкрофт Сквайрс? Джим вспомнил выражение глаз отца, когда тот следил из окна за вооруженным косилкой Ямото, его непоколебимую убежденность, что «теперь все становится ясно». Неужели отец был прав? Или, может быть, совсем наоборот — ужасно заблуждался? Может быть, он заразился от отца сумасшествием?

Гил неожиданно очнулся от транса, вздрогнув, словно от испуга. Пригнувшись, они бросились бежать к дому Гила под тяжелыми каплями ливня. Когда Джим, уже в доме, отдал Гилу тетрадь дневника, тот без слов спрятал ее среди дюжины таких же. Джим тоже не стал вспоминать о случившемся, хотя недавние события кружились у него в голове со скоростью педалей под ногами Сквайрса. Должно быть, ему привиделось. Наверно, съел что-нибудь. Джим вспомнил прочитанный как-то рассказ о человеке, который, проглотив в один присест три дюжины сырых устриц, увидел в небе светящуюся свинью. Но он не ел никаких устриц.

Сквозь грохот ливня послышалось слабое треньканье колокольчика — перед домом Гила остановился белый грузовичок. Джим и Гил повернулись к кухонному окну; в тот же миг колокольчик смолк.

Дверь кабины отворилась, и под дождь вышел Джон Пиньон. На нем были белые парусиновые брюки и голубая куртка «человека с хорошим чувством юмора», и, прежде чем выбраться из кабины, он раскрыл над головой маленький и смешной прорезиненный зонтик. Джим понял, что сейчас его попросят вон, поскольку его вид напоминал о конкурентах. Кроме того, Джон Пиньон ему не нравился, и не только потому, что был коренастым и бледным, но более всего из-за привычки пожимать руку словно рыбьим плавником: слабо и мягко, подобострастно, будто ему чрезвычайно приятно и радостно видеть вас и — что еще хуже — нравилось дотрагиваться до вас, до вашей кожи. Джим очень не любил, когда его трогали. Он собирался «отшить Пиньона», как выражался в таких случаях Оскар Палчек.

Пиньон позвонил в дверь и воровато оглянулся через плечо, потом заглянул в дом сквозь дверное стекло, шалашиком сложив ладони перед лицом, и смотрел так на Джима и Гила секунд десять, прежде чем на него обратили внимание. После этого Пиньон выпрямился и растерянно улыбнулся. Гил открыл дверь.

— Преотвратная погодка, — приветствовал его Пиньон, обожающий употреблять в разговоре выражения из книг с английским юмором. — Становится сыровато.

Он подержал в своей руке руку Гила — может быть, единственную такую же холодную и рыбью, как и его собственная, на милю вокруг. После чего устремился за рукой Джима, но Джим, взрослый не по годам и давно научившийся от дяди Эдварда разным хитростям с рукопожатием, был к этому готов. Он первым протянул руку и прихватил только кончики пальцев Пиньона, да так, что тот уже не мог наложить на его ладонь ничего, кроме большого пальца. Схваченное в кулак Джим пожал от души, потом разжал ладонь и быстро спрятал ее за спину. Пиньон глупо улыбнулся.

— У тебя найдется минутка? — спросил Пиньон Гила напевным, заупокойным голосом, избегая смотреть на Джима.

«Черта с два я уйду», — подумал Джим. После схватки с Оскаром Палчеком его все еще переполняла решимость. Можно было даже говорить об отваге, если бы не странное происшествие с машиной Хасбро. Однако теперь Джим уже почти убедил себя в том, что все это ему привиделось. Наверняка именно так. Ведь Оскар ничего не заметил. Гил, по всей видимости, тоже. Но если кто-то и имел какое-то отношение к видениям Джима, то этим человеком мог быть только Пиньон и никто другой. Одно своевременное прибытие его грузовичка наводило на подозрения. Нет, сейчас Джим не мог уйти. Что-то определенно затевалось.