Глядя на пугливо-послушного Лешу, Михаил Дмитриевич пока с трудом мог вообразить, как месяца через три и этот новый водитель тоже станет лукаво улыбаться, везя шефа в Матвеевское. Как, опоздав на час, начнет уверять, будто стал жертвой операции «Перехват», потому что где-то опять кого-то грохнули и скрылись на джипе «гранд-чероки», поэтому менты совершенно оборзели и тормозили его каждые сто метров…
Свирельников поначалу никак не мог понять, почему шоферы Веселкина (а тот менял их примерно раз в год) были дисциплинированны, как роботы, и каждую свободную минуту намывали хозяйскую «бээмвэшку». Оказалось, все очень просто: Вовико давал каждому письменное, заверенное нотариусом, обязательство передать машину в личную собственность водителя, если тот в течение двух лет ни разу не нарушит условия договора: не опоздает к назначенному времени, не допустит по халатности поломки, не выедет на линию в немытой машине и так далее.
– А если выдержит? – спросил удивленный Свирельников.
– Без всяких-яких! – хитро улыбнулся Вовико. – Так не бывает!
Едва Михаил Дмитриевич вышел возле цветочных павильончиков, из стеклянных дверей выскочили сразу несколько кавказок и гортанными криками стали его зазывать. На минуту ему показалось, будто он очутился в каком-то странном, образовавшемся в центре Москвы цветочном ауле с прозрачными саклями. Он поморщился, выбрал ту продавщицу, что орала не так громко, зашел и оказался посреди цветочных джунглей: в больших керамических корчагах теснились снопы роз: тут были и корявенькие подмосковные, и полутораметровые голландские с огромными, в кулак, бутонами. У другой стены уступами поднимались вверх готовые букеты: от малюсеньких бутоньерок до гигантских затейливых икебан, составленных из неведомых тропических цветов. Но аромата, как ни странно, в павильончике не было.
– Вам букет? – спросила до зубов озолоченная продавщица.
– Букет.
– На свадьбу?
– На юбилей.
– Большой?
– Самый большой.
– Вот этот! Только привезли! – Она кивнула на огромное сооружение из крупных розовых лилий, окруженных алыми герберами и еще какими-то цветами, похожими на большие вечные одуванчики. Все это было завернуто в желтую гофру и перевито золотой лентой, напоминающей парадный офицерский ремень.
– Сколько?
– Три тысячи. Если возьмете, дам скидку.
– А если не возьму?
– Берите, дешевле не найдете!
Свирельников ненавидел торговаться. Зато Вовико был большим мастером. Несколько раз они вместе покупали букеты для необходимых юбилеев, и Михаил Дмитриевич всякий раз со смешанным чувством неловкости и восхищения наблюдал весь этот покупательский спектакль. Едва подойдя к прилавку, Веселкин делал понимающе-брезгливое лицо и осматривал товар с таким видом, будто ему пытаются впарить страшную цветочную дрянь. Продавцы, конечно, начинали волноваться и уверять, что листочки подвяли, потому что задохнулись в перевозочной машине, и скоро непременно зазеленеют. Вовико выслушивал объяснения с насмешливым сочувствием, скептически щелкал пальцем по чашелистикам, очевидно отставшим от подозрительно худеньких розовых бутонов, и, хохотнув, направлялся к выходу. Естественно, за ним бежали, божась, что никто даже и не думал обдирать увядшие лепестки, но если уж он такой дотошный знаток, то ему дадут хорошую скидку. В результате – покупали вдвое дешевле.
Зачем Веселкину нужна была эта смешная экономия? Наверное, просто тренировался, чтобы всегда быть в форме. Ведь, по сути, обуваешь ты цветопродавца на триста рублей или клиента на три тысячи долларов, принципиально ничего не меняется: механизм охмурения один и тот же…
– Ладно, давайте! – Свирельников глянул на часы, занервничал и расплатился.
Выходя из павильона с букетом, он увидел припаркованные на противоположной стороне серые «жигули». За рулем сидел бритоголовый парень.
«Не дождетесь!» – усмехнулся Михаил Дмитриевич.
15
Вход в департамент стерег омоновец, одетый в бронежилет и вооруженный коротким десантным автоматом. Скажите пожалуйста! С тех пор как в Отечество приползла демократия, везде появились охранники, даже в школах и детских садах. А ведь Свирельников отлично помнил ленивых советских милиционеров с кобурой, набитой для солидности бумагой, и министерских теток-вохровок, вооруженных вязальными спицами. И вообще: можно ли считать нынешнее жизнеустройство правильным, если его приходится так истошно охранять!
Омоновец взял у директора «Сантехуюта» паспорт, сверил фамилию со списком поздравителей-дароносцев и разрешающе кивнул. Обняв букет, Михаил Дмитриевич прошел сквозь контрольный контур, пискнувший при этом противно, но, видимо, не опасно, потому что постовой не обратил на звук никакого внимания. Зато его очень заинтересовала бархатная коробка, пущенная по движущейся ленте сквозь рентгеновский агрегат.
– Нож? – спросил он, всматриваясь в экран.
– Кинжал.
– Подарок?
– Ага.
– Откройте!