Ага! А вот сейчас эта статистка возьмет да и отправит героя-любовника на нары. Каково? Удивительная ситуация: дама, которая, возможно, этой ночью, обливаясь потом, билась в объятиях неведомого самца, способна поутру, придя на работу, посадить в тюрьму другого мужчину. Ведь он, Свирельников, для нее тоже статист. Но почему одним женщинам так и суждено остаться статистками твоей жизни, а другим на ночь или на годы суждено стать близкими? Почему он тогда пошел провожать Тоню? Лишь потому, что напомнила ему Надю Изгубину? Почему ему влетела в голову нелепая мысль нанять Светку, чтобы следить за Аленой? Почему? Все совершается где-то там, наверху, помимо нас, в предвечности… В передней у Вечности! Здорово! Передняя Вечности! А можно ли, например, усилием воли и глумливой изобретательностью изменить это предназначение? Вот, например, выйти отсюда, купить букет и дождаться, когда в шесть часов из ворот покажется эта самая Елена Николаевна, подбежать, наплести, что влюблен в нее с самого первого взгляда. Не поверит? А почему? Старая уже? Ну и что! Ведь свою несвежую плоть мы, в сущности, воспринимаем как пропахшую потом, запачканную сорочку с залохматившимися манжетами, под которой прежнее, юное, упругое тело. И влюбляемся, влечемся, вожделеем мы не грязными своими сорочками, а тем, что под ними! Допустим, эта Елена Николаевна – верная жена или подруга, возможно, она любит своего мужа или кого-то там еще, но всегда можно изобразить куда более гигантскую страсть, а женщины на бессмысленную огромность любви так же падки, как диктаторы на циклопическую архитектуру…
Говорил же замполит Агариков: «Это баба думает маткой, а ты офицер и должен думать мозгой!»
Так вот, если бороться, страдать, преследовать, ночевать под ее окнами на лавочке, писать стихи… Ну, в общем, совершать все те нелепости, которые так нравятся женщинам, то в конце концов она обессиленно отдаст Михаилу Дмитриевичу свою в общем-то совершенно не нужную ему плоть, а потом будет нежно гладить по голове и с материнской беззаветностью смотреть на него, прислушиваясь, как остывает в чреслах молния сладострастья…
– Вы о чем думаете? – строго спросила следовательница.
– Вспоминаю… – краснея, пробормотал Свирельников.
– Так мы с вами никогда не закончим! Давайте сюда листок! Вы рассказывайте, а я с ваших слов запишу.
Директор «Сантехуюта» покорно отдал бланк, сосредоточился и принялся осторожным голосом излагать обыкновенную историю невозвращенного кредита, впадая в некий подследственный стиль с выражениями вроде: «вышеупомянутый банк», «поскольку-постольку», «в результате чего», «впоследствии убитый неизвестными злоумышленниками», «согласно законодательной базе»…
Когда он замолчал, следовательница оторвалась от записей, посмотрела внимательно на Свирельникова и спросила:
– Гражданин Веселкин имел какое-то отношение к кредиту?
– Да, мы тогда вместе работали…
– А теперь?
– У него своя фирма…
– Враждебных отношений, личной неприязни между вами не было?
– Были некоторые противоречия…
– Конфликт интересов?
– Вроде того. Но теперь мы друзья…
– Даже так?
– Да, именно так, – подтвердил Михаил Дмитриевич и попытался себе представить, как она отреагирует, если ей рассказать, что вечор он братался с Вовико при помощи двух путан.
– Ответственность за дачу ложных показаний, думаю, вам разъяснять не надо?
– Обижаете, Елена Николаевна!
– Прочитайте! Если все правильно, тогда как обычно: «С моих слов записано верно». И подпись.
Михаил Дмитриевич внимательно просмотрел текст и заметил, что следовательница в явных неладах с пунктуацией: придаточные предложения она еще кое-как выделяла запятыми, а союзных не видела в упор. Удостоверившись, что все изложено точно, он поставил автограф.
– Давайте повестку, я отмечу! – строго сказала Елена Николаевна.
– Значит, «Сантех-глобал» вас больше не интересует? – протягивая бумажку, аккуратно спросил Свирельников.
– А вам есть что сообщить следствию? – даже не глядя в его сторону, отозвалась она.
– Мне показалось, что теперь вас интересует только тот кредит.
– Вам показалось. У вас есть что-то новое про «Сантех-глобал»? – Следовательница взяла из стопки и положила перед собой чистый бланк допроса.
– Я должен подумать.
– Думайте скорее! Неужели вы еще не поняли, что нас интересует? – сердито предупредила она. – До свидания!
Выйдя из кабинета, Свирельников увидел дожидавшегося у дверей человека и узнал в нем предпринимателя, с которым когда-то познакомился на пикнике у невинно убиенного Горчакова. («Ага, значит, глубоко копают!») Тот тоже узнал Михаила Дмитриевича, но виду не подал. Не то место! Так английские джентльмены, встретив в общественном туалете близкого друга, ни единым движением не выдают своих чувств. Они невозмутимо застегиваются, выходят из сортира и лишь потом бросаются друг другу на шею.