– Так у меня сегодня и денег нет – рассчитаться! – Отец Вениамин сказал это строителю, но посмотрел на Свирельникова. – Где ж я такие деньги достану?
Весь этот простодушный театр был Михаилу Дмитриевичу трогательно очевиден, и он спросил, с трудом сдерживая улыбку:
– А сколько нужно?
– Сорок пять тысяч! – вздохнул пастырь. – Четыреста пятьдесят рублей лист…
– Значит, полторы тысячи?
– В долларах полторы… – кивнул батюшка.
Михаил Дмитриевич достал бумажник и, отсчитывая купюры, впервые почему-то обратил внимание на то, что у сотенного Франклина лицо мошенника, работающего на доверии.
– Храни тебя Бог! – просиял отец Вениамин, спрятал деньги в карман рясы и благодарно перекрестил Свирельникова. – Отстроимся – и тебя повенчаю, и детишек твоих покрещу!
– К апрелю успеешь?
– Надо успеть!
– Есть у православных такое слово «надо»! – усмехнулся Свирельников, намекая на давние, «альдебаранские» времена.
Все-таки в глубине души он обиделся на то, что деньги у него не попросили, а выманили с помощью этого дурацкого представления. Отец Вениамин смутился, почувствовав укор благодетеля, и, опустив глаза, заговорил вдруг не нынешним своим ровно-ласковым, а прежним, отрывистым, атеистическим голосом:
– Не дают мне денег, Миша! Думают, себе прошу. На жизнь. А я если на жизнь и беру, то чуть-чуть. Чтобы жена не сердилась. Устал я канючить, Миша. Прости!
– Все нормально! – ответил Свирельников, приобнял пастыря и пошел вон из вагончика.
Солнце уже садилось, проталкивая между белыми башнями новостроек ослепительные густые лучи. Тополя стали совершенно синими, и только самые верхушки золотились, словно там распустились какие-то ярко-желтые цветы, вроде мимозы. Мусорные неровности почвы отбрасывали длинные космические тени.
Свирельников садился в машину, когда запыхавшийся батюшка, подхватив рясу и пачкая кроссовки в жиже, догнал его:
– Погоди, Михаил Дмитриевич! Погоди! Ты пока цепочку купишь, с этим вот походи! – И он надел ему на шею поверх пиджака тесемку со штампованным алюминиевым крестиком.
– Спасибо, отец Вениамин! – сквозь горловой спазм проговорил директор «Сантехуюта» и неожиданно для себя поцеловал Трубе руку, пахнущую олифой…
29
Свирельников помахал пастырю в окошко, толкнул Лешу в спину, и джип, по-утиному переваливаясь на колдобинах, поехал прочь от храма. Михаил Дмитриевич убрал тесемку под рубашку, обнаружив, что крестик достает почти до ремня. Потом вынул из портфеля газету, обтер грязь с ботинок и отполировал их специальной губкой, которую всегда возил с собой. С армейских времен он не переносил грязной обуви, и Тоне это, кстати, очень нравилось.
От Жолтикова больше никаких команд не поступало. Поначалу Свирельников собирался быстренько проскочить к бывшей жене и устроить ей хороший скандал из-за Аленкиного отчисления, но потом, поразмыслив, решил ехать в офис и ждать там. У него возникло странное ощущение: если он будет сидеть возле сейфа с деньгами, Жолтиков обязательно выйдет на связь, и борьба, длившаяся так долго, именно сегодня закончится победой. В России ведь как: дают только тем, у кого берут. А берут не у всех!
По пути он несколько раз оглянулся и снова заметил едущую следом за ними темно-синюю «девятку». Ему даже показалось, будто водитель, смутно видневшийся сквозь лобовое стекло, немного похож на Эльвириного мужа. Свирельников быстро нацарапал на обратной стороне чьей-то визитной карточки номер подозрительной машины – А-281-ММ – и позвонил Алипанову. Вкрадчиво-приветливый женский голос сообщил, что аппарат абонента выключен или недоступен, и посоветовал перезвонить позже.
«Пока он там роет, меня тут уроют…» – подумал Михаил Дмитриевич и снова посмотрел назад: «девятка» вроде отстала.
Он почувствовал, что сорочка под пиджаком намокла от пота, и разозлился на себя за трусость. Как говорил замполит Агариков, советский офицер имеет право бояться только двух «устрашилищ»: жены и парткома!
Охранник открыл железную дверь не сразу. Судя по жуткому запаху из «дежурки», он себе что-то разогревал в микроволновой печи.
«Неужели кипятит эту свою мочу?!» – поморщился директор «Сантехуюта».
– Вас там ждут! – доложил сторож.
– Кто?
– Не знаю. Но по важному делу.
– Как это «не знаю»? Хоть фамилию бы спросил! Так ведь кто угодно зайти может!
– Виноват!
– Кто из сотрудников на месте?
– Нонна.
– Ясно…