Подземный гром

— Мы должны сделать выбор: идти путем жизни или путем смерти. Идти путем, указанным природой, на котором мы обретем мир и братство, или путем алчности, на котором встретим жестокую несправедливость законов и который приведет к мерзостям кровавого Амфитеатра. Власти накинут нам на шею петлю и мало-помалу затянут ее.

— Он хочет, чтобы у меня с ним была общая жена, вот оно что! — заявил торговец, словно уразумев суть его слов. Он оглядел присутствующих с торжествующей усмешкой. — Посмотрите-ка на этого гнусного оборванца.

— До этого мы уже дошли, — вставил высокий лохматый мужчина, который только один рукоплескал кинику. — Это единственный завет природы, который еще сохранился в нашем ужасном мире.

— Уж своей-то женой ни с кем делиться не стану! — выкрикнул торговец. — Ты ее не видел, а не то бы молчал, — Он снова повернулся к кинику. — Скажи мне напрямик, уж не думаешь ли ты, что я поделюсь своими деньжатами, что заработал собственным горбом? Поделюсь с лентяями да лежебоками?

— Да, это было бы на пользу твоей душе и телу, — мягко ответил проповедник.

— Послушайте! Слушайте, что он несет! — воскликнул возмущенный торговец. — Да он рехнулся!

— Если вы все так поступите, то увидите, что в скором времени не останется лентяев. И откуда возьмутся воры, если нечего будет воровать?

— Послушайте только его! — восклицал торговец, оглядывая присутствующих.

Никем не замеченные, в стороне стояли и слушали трое стражников. Но вот они растолкали толпу и стащили киника с его трибуны.

— Снова сеешь смуту? — сказал один из них. — Тебе сказано было убираться из Города!

— Почему вы не запретите дуть ветру и лить дождю? — ответил киник. — Почему говорите это мне, ведь я их брат!

— Его только послушать! — презрительно бросил торговец. Он стал науськивать стражников: — Валяйте, всыпьте ему горячих!

Стражники сдернули с проповедника рваный плащ и обнажили ему спину. На нем была грубая туника, и он был бос. Они разложили его на плите, схватили бич и принялись его стегать. Толпа, уже значительно увеличившаяся, немного подалась, чтобы стражник мог как следует замахнуться бичом. За киника заступился лишь высокий мужчина. Но когда и ему пригрозили арестом, он исчез. Киника хлестали, пока его спина не стала сплошной раной. Он не был связан, никто его не держал, но он не пытался бежать. Вероятно, это особенно разъярило стражников. Приказав своей жертве покинуть Город до темноты, они удалились.

— Так тебе и надо! — проговорил торговец и плюнул ему на окровавленную спину. Толпа стала расходиться, но несколько человек остались стоять, смущенно поглядывая на распростертого киника. Через некоторое время он с трудом повернулся и сел. Морщась от боли, он подобрал свой плащ и кое-как прикрыл им спину.

— Что ты станешь делать? — спросил я его.

Он повернулся ко мне, в глазах его светилась, теплая ласка, как во взоре Фимона, и глубокая мудрость, как у старца, последователя Христа.

— Буду делать то, что делал всегда, — медленно проговорил он, словно каждое слово причиняло ему боль и требовало усилия. — Мне жаль несчастных, которые меня били. Как ужасно обладать такой извращенной волей и так поступать! Я не могу плакать. Но если бы мог, то плакал бы о них.

К кинику робко подошла женщина и положила краюху хлеба ему на колени. Он поблагодарил ее. Вся в слезах, она опустила голову и отвернулась. Я помог ему встать.

— Я не могу идти твоим путем. Я хотел бы. Но у меня недостает силы.

— И у меня нет силы. Нет у меня и воли. Я просто разорвал путы зла.

Я ответил с твердым убеждением:

— Я тоже их разорву, хотя, быть может, приду к этому другим путем.

— В конце концов ты вступишь на мой путь. Сломи злую волю. Но не усилием воли. Это только усилит злую волю. Сломи ее, избрав новый путь.

Мне хотелось плакать, как плакала женщина, но я подумал, что слезами не выразить своего уважения человеку, проявившему такое отсутствие жалости к себе.

— Я никогда не забуду твоих слов и твоего примера.

Он улыбнулся, хоть и это причиняло ему боль.

— Может быть, ты и забудешь. — Прихрамывая, он сделал несколько шагов. — Что ж, забудь обо мне. Но всегда помни о том, что живет в тебе, — он сморщился от боли, — о своей сокровенной сущности, которая едина с природой и воистину человечна.