Подземный гром

— Завещание? — небрежно произнес Сцевин. — О, я собирался в недалеком будущем посетить Элладу и совершить там жертвоприношения в твою честь, божественный Нерон. Мне напомнили об этом игры Цереры, которые должны были состояться на следующий день. Я счел нужным составить завещание перед тем, как предпринять морское путешествие.

— Странно, что ты выбрал для этого именно вчерашний вечер.

— Почему странно? Надо же было когда-нибудь это сделать. Что бы ни произошло в день, когда эта тварь вздумала меня оклеветать, показалось бы странным. Если бы это случилось в другое время, никто не обратил бы внимания. Повторю, о своей давно задуманной поездке я вспомнил ввиду приближения этих невинных состязаний, на которых мы увидим чудеса ловкости и искусства.

— А корпия и бинты?

— Вспомни, что я изрядно выпил и впал в глубокую меланхолию. Покончив с завещанием, я стал размышлять о превратностях и ударах судьбы. Жена обнаружила у меня несколько седых волос и вырвала их, причинив мне боль. В таком настроении я всегда вспоминаю о замыслах, которые мне не удалось привести в исполнение. За обедом мы слушали чтение сатир Луцилия. Хоть у него и дырявая память, Милих должен это помнить. Вижу, он помнит. Так вот, третья сатира напомнила мне о задуманных мною путешествиях, которые пришлось отложить. Вероятно, в Риме еще немало слабовольных людей вроде меня, которые частенько бывают неспособны осуществлять свои замыслы. Я вспомнил управляющего моим сабинским поместьем, когда услышал эти строки:

Как торжествует мясник — хохочет, пасть разевая!
Зубы клыками торчат — как есть носорог эфиопский![42]

Я предлагаю пригласить сюда на следствие этого человека. Ты сразу увидишь, что в этих строках дан его портрет. Тут же я подумал о его жалобах на вепрей, которые портят посевы. Возможно, он лжец. Быть может, он продает пшеницу на рынке в Реате и выдумывает вепрей. Но мне пришло в голову: если правда, что у него в округе столько вепрей, то неплохо бы устроить охоту. Эта затея меня увлекла — вероятно, потому, что я был навеселе. К счастью, рогатины и другое охотничье оружие хранятся в поместье, иначе трудно сказать, какие бы еще обвинения возвели на меня. На днях я приказал готовиться к поездке в Байи, а затем отменил ее. Верно говорю, Милих? Недавно я задумал поехать в Руселлы навестить моего старого друга Волузия, а потом отменил поездку. Верно говорю, Милих? Если бы я поехал в Байи, без сомнения, сейчас меня обвинили бы в адских замыслах на том основании, что я выбрал место близ озера Аверна и Горящих полей. — Он повернулся к Нерону. — Божественный, нужны ли еще примеры? Я могу привести их множество, когда я сделал что-нибудь или не сделал чего-нибудь за последний месяц, и все эти поступки можно при желании повернуть против меня, но они столь же невинны, как те мои преступления, из-за которых нас всех разбудили в столь неурочный час.

Нерон молчал. Он по-прежнему смотрел в упор на Сцевина, приоткрыв свой небольшой своевольный рот, и в глазах его светились яростные подозрения, которые, будучи поколеблены, не рассеялись. Тигеллин прикрикнул на Сцевина:

— Но ты ничего нам не объяснил!

— Да ведь нечего объяснять. Неделю назад я видел, как ты поймал рукой муху. Придумывал ли ты всякие ловушки и хитрости? Намеревался ли ты прихлопнуть меня? Или попросту ловил муху?

— Ты вздумал меня допрашивать, — рявкнул Тигеллин, и лицо его искривилось; зычный голос контрастировал с его слабым сложением и словно прибавлял ему росту. Сцевин отпарировал выкрик хладнокровно. Но лицо Нерона выражало все то же напряжение, страх, подозрения, бешеную злобу. Милих воспользовался наступившей паузой и тихонько отступил назад, украдкой взглянув на Нерона и Сцевина.

— Три года назад, — с холодным презрением уронил Сцевин, — я отпустил на волю эту тварь и помог ему открыть торговлю хлебом. Не похвалите ли вы меня за мою проницательность, ведь я прозрел в нем хитрого торговца, который сумеет пробить себе дорогу в жизни?

— Ты хочешь опорочить человека, выдавшего тебя.

— Он сам опозорился и выдал себя. Или у тебя нет глаз? Одни уши?

Снова пауза. Все ждали, что скажет Нерон. Он молчал. На его каменном лице еще заметнее стало выражение низменного страха и неприязни, но, казалось, он злобился не только на Сцевина. Казалось даже, арестованный перестал его интересовать. Он угрюмо взглянул на Тигеллина и на других членов своего Совета, после чего замкнулся в себе, веки у него набрякли и он словно спал, сидя с открытыми глазами. Тигеллин растерялся. Он взглянул на Сцевина, который с беспечной улыбкой повернулся к Нерону. Тот моргнул и невольно ответил ему взглядом. Но вот жена Милиха выступила вперед, встала перед своим супругом и кашлянула, дабы привлечь внимание Тигеллина. Тот кивнул. Она проговорила скрипучим голосом:

— Он вчера провел полдня наедине с Наталисом.

Тигеллин сжал губы и снова кивнул.