Подземный флот маркшейдера Вольфа

Он только невольным движением, подался чуть влево — и продолжал смотреть на задний план. Последовательность аномальных явлений получилась такая: биплан садился за левое плечо князя и, замерцав, пропал, словно рассыпался на молекулы, а из-за правого плеча князя парой мгновений позже выехал… мотоцикл, а на мотоцикле сидела… кто?! Ясно кто!

Теперь уж удивляться нечему было, даже если бы очень-очень захотелось!

— А вот и Евсеич Первый! — громко сказал князь, явно отвлекая Кита от пытливых наблюдений.

И отвлек. Кит невольно повернулся, чтобы посмотреть, какой-такой бывает Евсеич Первый, киборг что ли, или клон?

От дома неловкой трусцой спешил к ним высокий, худой человек лет пятидесяти, одетый в какую-то форменную одежду. Кит не знал, как ее назвать, но по ее виду мог уверенно сказать, что она тоже очень старинная, как и всё вокруг. Человек забежал со стороны князя и открыл дверцу машины.

— Барин, заждались уж вас! — как-то уж слишком подобострастно и прочувственно выговорил он. — Да всё слава Богу! А с Лизаветой Януариевной так и не сладили! С ней и самому кайзеру немецкому не сладить!

Князь взялся за руль одной рукой и, повернувшись к этому Евсеичу Первому, выставил левую ногу на ступеньку.

— Сколько можно повторять, Евсеич. Оставь эти допотопные замашки, в двадцатом веке живем, — стал он как-то уж слишком высокомерно выговаривать Евсеичу. — Если уж совсем неймется, тогда вместо «барина» изволь — «капитан» или уж, если для краткости, пускай останется по-старинному — «княжич». И все дела.

Очень не понравился этот разговор Киту, сильно его напряг.

— Между тем, у нас очень важный гость, — сказал князь, вышел из машины и повернулся к Киту. — Никита Андреевич Демидов. Оказал нам честь визитом, который мы с таким нетерпением ожидали.

Евсеич Первый пригнулся. С огромным интересом, будто на привезенного экзотического зверя, он посмотрел на Кита и резко, словно уронил что-то и дернулся следом за упавшим предметом, поклонился Киту.

— Очень рады, Никита Андреевич, милости просим, милости просим! — сказал он так же подобострастно.

Еще больше напрягся Кит, наблюдая, как Евсеич Первый шустро обегает машину и открывает дверцу ему, Киту.

Кит вышел просто и сказал запросто: «здравствуйте».

— Здравия и вам желаем, Никита Андреевич, — всё рассыпался Евсеич Первый в любезности, от которой Кита уже тошнило.

Он догадался, конечно, что если сейчас — это «до революции», то значит, этот Евсеич, натурально слуга, прямо настоящий лакей, раз так весь рассыпается. Все это Киту не катило.

— Кваску не желаете с дороги, Никита Андреевич? — спросил Евсеич Первый. — Холодненького? Или морсику?

«А кока-колы у вас тут нет холодненькой?» — очень захотелось спросить Киту, но он решил никого не обижать.

— Можно, — только и буркнул он.

— Чего изволите-с? — опять рассыпался Евсеич.

— Квасу, — лишь бы тот отстал, буркнул Кит.

— Сию минуту-с.

И Евсеич побежал в дом.

Однако князь тормознул его:

— Погоди, боцман, — вдруг позвал он слугу очень даже уважительно и, подождав, пока тот развернется, сказал: — Второй-то где?

— Держит контроль по контуру, — преобразившись вдруг, важно ответил тот. — Как вы велели, капитан.

— Ах да, — махнул рукой князь. — Не суетись только. Теперь и так все в сборе, слава Богу. Я сам всё покажу Никите Андреевичу, а ты пока обычными делами займись.

— Есть, капитан! — опять клюнул вниз Евсеич Первый и уже не побежал в дом, а пошел с достоинством.

— Уж извините его, Никита, — сказал князь, заметив сильно кислую физиономию Кита. — Он и его брат-близнец — совершенно равноправные члены нашей корабельной команды, от них зависит очень многое, но никак не удается выбить из них старорежимные холопские повадки. Крепостная традиция, так сказать, в крови, еще их отец был крепостным, застал ту эпоху во всей её красе… Я уж им, понятное дело, не говорю, что у нас тут всего через два с половиной года случится, как нас тут всех в будущую революцию разнесут по кусочкам. Все равно не поверят. Скорее умом повредятся. Я понимаю, как вы лично на это смотрите… но ведь заметьте, в вашем же классе есть, так сказать, господа, которые такой обиход примут как должный. Разве я ошибаюсь?

Пока князь разлагольствовал, как бы оправдываясь перед прогрессивным — с виду, по крайней мере — далеким будущим в лице Никиты Демидова, снизу, с дороги, нарастал треск. К бабке-угадке не надо было ходить, чтобы сказать: это треск очень старинного, но явно нового мотоцикла.

— Возвращается ветер на круги своя, хотя порой это кажется невероятным…

Князь, кажется, еще не закончил свою туманно-философскую мысль, как решил прерваться. Он явно посчитал ниже своего достоинства надрывать голос, перекрикивая накрывший их мотоциклетный треск. Он замолк и косо, с неодобрением проследил за мотоциклом, объехавшим их широким кругом и остановившимся в десятке шагов, прямо у крыльца усадьбы, подо львом.

— А вот сейчас я представлю вас старшему помощнику и вечному возмутителю спокойствия, — сказал князь. — Но сначала, простите, прилюдная выволочка. Иначе не проймешь.