Подземный человек

Череп его был покрыт все теми же любопытными надписями. Фарфор был таким же привлекательным, как и всегда. Но рядом больше не было отца, чтобы пожурить меня, да и я больше не был пугливым мальчишкой, и вот моя рука уже опускается в ящик... нерешительно, словно к загнанному в угол  зверьку.

Когда мои кончики пальцев были меньше чем в дюйме от фарфора, они замерли. Я прислушался к голосу отца, рокочущему сквозь годы. Но он был тих и слишком далек. И мой палец коснулся черепа.

— Холодный, — прошептал я в холодном воздухе.

Обшлагом своей шубы я протер оконное стекло и увидел садовника, в пятидесяти футах от меня. Мне удалось открыть окно, не сорвав его с петель, и окликнуть старика, спросив, не поможет ли он мне. И снова ничто в его поведении не говорило о том, что он меня слышал: он не смотрел вверх, ни направление, ни скорость его движения не изменились сколько-нибудь заметно. — и я собирался уже окликнуть его второй раз, когда заметил, что на самом деле он слегка кренится влево и окольным путем катит свою скрипящую тачку в сторону двери в конюшню подо мной.

Бюст не более полутора футов в высоту, но мне так хотелось, чтобы с ним ничего не стряслось, и я не доверил бы себе нести его вокруг дома до парадного входа. Так что, когда мы благополучно спустились с лестницы, мой садовник (которого, как выяснилось, зовут Джордж) предложил мне положить наш груз в тачку, на разлагающиеся листья. Затем он плавно покатил ее через сеть тропинок, а я зашагал рядом.

— Не тяжело, Джордж? — спросил я его по дороге.

— Нет, Ваша Светлость, — ответил Джордж. — В самый раз.

Когда мы достигли парадных ступенек, Джордж поставил свою тачку и предложил помочь мне отнести голову в дом. Я поблагодарил его за предложение, но сказал, что, думаю, смогу проделать остальной путь самостоятельно, взял голову на руки, как ребенка из коляски, и осторожно двинулся наверх в свои комнаты.

На основании написано:

«ФРЕНОЛОГИЯ»

по Л. Н.ФАУЛЕРУ

С другой стороны я читаю, что он родом из Стаффордшира.

Мокрая тряпка стерла грязь и гнилую солому с его лица. Он почти как новый. Стоит в своем тенистом углу, размышляя над теми же неразрешимыми загадками, над которыми размышлял всегда.

Кажется, ничто не связывает его с миром. Его мысли где-то глубоко. Он почти может оказаться   членом какого-нибудь племени наголо обритых, которые общаются без слов и совсем на другом уровне. Но особую странность его внешнему виду придают линии, которыми разграничен его череп. Его лицо чисто, но остальная голова поделена и исписана, разделана, как коровья туша. Дружба, Тщеславие, Жизнерадостность. Все то, что так и не проявилось на его лице.

Интересно, тот ли это парень. Мой давно потерянный френологический человек.

22 декабря

С утра первым делом послал записку Меллору.

Меллор, ФРЕНОЛОГИЯ

— требуются сведения.

Вскоре пришел ответ...

Ваша Светлость, Сведения доступны

— Вы всегда желанный гость.

И, отобедав зеленью окопника с маслом и куском бисквита с тмином, я связался с Гримшоу, велел ему запрячь карету и подогнать ее к погрузочной площадке у тоннелей.

Моя шуба за последнее время немного отсырела. Когда я надел ее сегодня, она слегка отдавала плесенью, так что я сменил ее на редингот и накидку и даже отказался от бобра (я обнаружил, что у меня нет настроения надевать шапку). Затем, держась одной рукой за перила, а другой обнимая голову Фаулера, я медленно сошел по черной лестнице вниз, к тоннелям. Клемент спустил в подъемнике пару пледов, и мы все еще разбирались со всем этим хозяйством, когда из-за поворота выкатил Гримшоу, щеголяя сапогами до колен, перчатками и защитными очками.

Клемент уселся спиной к лошадям, и я поставил голову Фаулера себе под ноги, среди шотландских пледов. Затем, после того как Гримшоу получил строгий наказ объезжать каждый ухаб на нашем пути, мы тронулись в сторону деревни Холбек.

Доверие плавающего мальчика все возрастает. Он сопровождал нас в поездке и большую ее часть преспокойно держался вровень с нами, прямо у двери кареты. Он был подобен луне в безоблачной ночи, не отставая от нас и заглядывая внутрь. Но когда мы подъехали к концу тоннеля, он решил проскользнуть в карету. Он ловкий парень и без сомнений — всегда избегает взгляда. Как соринка или ресничка в глазу, что заслоняет мне обзор в ясные дни. Всегда ускользает на окраину, никак толком не рассмотришь.

Но сегодня мне удалось мельком его увидеть, прежде чем он нырнул и скрылся. Он совсем крохотный, немногим больше младенца. Его кожа такого же цвета, как голова Фаулера, — белоснежная, как облака, — это произвело на меня такое впечатление, что, сам того не желая, я выпалил: «Оба такие белые», отчего Клемент наградил меня недоуменным взглядом. Мне пришлось притвориться, что я ненадолго задремал и разговаривал во сне.