Подземный человек

Единственным лучом света в этот мрачный во всех отношениях день было возвращение карты Сандерсона из багетной мастерской Уотсона и Блэйклока. Они проделали отличную работу, и я велел им повесить карту на стену прямо рядом с кроватью. Вот где порядок, вот где смысл, вот где разум. Вот где нашла применение наблюдательность.

Я дул в переговорную трубу, как слон. Хотел какой-нибудь еды, которая не отдает пареными фруктами.

8 ноября

Сегодня к шести утра я уже совершенно проснулся; мой живот переполняла невероятная боль. За весь день она едва ли ослабла, стянув мою поясницу, как тесно обернутая стальная пластина, как мучительный кушак.

Слова бессильны. Мне больно. Это легко установить. Я могу немедленно определить беспокойство по всей окружности талии. Но, похоже, еще быстрее слова разочаруют меня. Я могу попытаться вообразить новые кушаки, новые стальные пластины — и ножи, и копья, раз уж на то пошло, — но все это бессильно передать ощущения в той степени, которая бы хоть как-то их уменьшила. Слова, очевидно, не годятся для того, чтобы выплеснуть боль наружу. Даже близко не подходят.

Снова задремал и крепко спал где-то до полудня. Вызвал миссис Пледжер с чаем и медом и попросил ее принести мне несколько горячих полотенец. Их я разместил на своем вздутом животе, что принесло мне некоторое облегчение.

Днем, чтобы отвлечь и развеселить меня, добрый Клемент собрал слуг, чтобы сыграть в настоящий футбол. Он слышал, что в Уорксопе создали команду, и полагает, что нам в поместье следует сделать то же. Лужаек подходящей длины не сыскалось, так что пришлось использовать крикетную площадку. К сожалению, она в нескольких сотнях ярдов от дома, а поскольку выходить на улицу в таком состоянии я не собирался, мне пришлось наблюдать в холодную линзу телескопа, как мои повара, сторожа и конюхи собираются на матч.

Надо сказать, они были самого разного роста и комплекции и упражнялись в пинках по мячу с величайшей неохотой, умудрившись потратить целых пять минут, чтобы решить, как им разделиться на две команды. Впрочем, когда с этой белибердой наконец-то разобрались и всем дали проверить мяч, они начали потягиваться и разминаться с чуть большим интересом. Ворохом снятых курток на земле отметили импровизированные ворота, и каждая команда поставила по одно-

му парню их защищать. Затем, когда Клемент, который судил матч, пискнул в свисток и мяч, наконец, поставили на поле и пнули, каждый человек — всего их было около шестнадцати — бросился за ним, как голодный волк.

Они бегали от одного конца площадки до другого. Они бегали одной большой, орущей и пинающей толпой, а я наблюдал за этой чертовой бойней в телескоп, как генерал на холме.

Минут через десять игроки постарше устали от беготни и попытались компенсировать этот недостаток, заняв стратегические точки на поле, так что, когда товарищу случалось завладеть мячом, они принимались кричать, чтобы тот пнул его на их участок. Таким образом, вскоре игра превратилась из форменного столпотворения в нечто, предполагающее хоть какое-то мастерство, поскольку члены каждой команды старались гонять мяч, не давая соперникам вмешиваться. Со временем, когда изнеможение укрепило свои позиции, стало очевидно, у кого из игроков был талант, а кто им не обладал. Раз или два между товарищами случался искусный маневр, который заканчивался занятной многоходовой комбинацией. Взлеты мяча и передачи оплетали поле невидимой сетью. Следить за ее неторопливым развитием было особым удовольствием.

Ни на секунду не отрываясь от телескопа, я со своей выгодной диспозиции стал предсказывать ложные выпады и пробежки. Несколько раз я невольно выкрикивал какой-нибудь совет, нимало не смущаясь тем, что вряд ли кто-нибудь из футболистов мог его услышать. Один раз кожаный мяч пнули так высоко в воздух, что на короткое время об игре пришлось забыть, поскольку один храбрый молодой садовник расположился прямо под ним, так что падение снаряда было остановлено его головой. Но поскольку мяч поднялся очень высоко, возвращаясь, он набрал порядочно скорости, и, когда, наконец, он пришел в соприкосновение с головой садовника, тот повалился наземь, как тряпичная кукла. Кажется, в последний момент он передумал. Но было уже слишком поздно. Остальные игроки в ужасе вздрогнули, и дружное «Ох» вознеслось над полем, когда он рухнул. Нет нужды говорить, что глупость парня послужила хорошим уроком и, когда его унесли, больше подобной акробатики не повторялось.

В целом же мячу довольно крепко досталось, и к тому времени, как последний человек пришел в полнейшее изнеможение и было объявлено перемирие, все выглядели весьма гордыми оттого, что покрылись грязью с ног до головы. Даже мне как наблюдателю показалось, что это приятный способ потратить час времени, хотя не могу сказать, чтобы я запомнил счет.