Подземка

На работу я приехала на грани опоздания. Как бы проскользнула в последний момент. Спешно переоделась и принялась за работу. Однако странное дело — в полдесятого, когда я уже приняла работу, мне стало хуже. Сначала зрение перестало фокусироваться — не могу прочесть написанное. Потом затошнило. Когда угодно, но только не сегодня! И я терпела. Но как бы ни старалась, услышанное влетало в одно и вылетало в другое ухо. Ничего не могу понять. Только делаю вид, что слушаю, и киваю. Состояние ужасное, тело покрыто холодным потом, сильная тошнота, ничего не различаю. Нет, в конечном итоге меня так и не вырвало, просто мутило.

В двенадцатом часу все пошли обедать. Мне было не до еды. Я отказалась, а сама пошла в наш медпункт. И лишь там поняла, что дело в зарине. Говорят, вещь серьезная. Поэтому я сразу отправилась в больницу[69].

Я и раньше была домоседкой, а в последнее время на выходные из дома почти не выхожу. Стоит выйти — сразу устаю. Мне хватает поездок на работу в будние дни. Возвращаюсь домой уставшая до смерти. На работе после трех часов дня чувствую, что силы на исходе. Себя ведь не обманешь. Прямо руки опускаются. Раньше такого не было. Началось после инцидента и длится до сих пор.

Может, в этом есть какой-нибудь психологический фактор. Я пыталась забыть увиденное. Но этот страх не забывается, сколько ни пытайся. Осознание собственного ущерба останется на всю жизнь. Мне даже стало казаться, чем больше пытаешься забыть, тем явственней оно стоит перед глазами. Поэтому задумываюсь, смогу ли психологически контролировать свое настроение.

Думаю, психологически контролировать себя в одиночку очень сложно…

Да. Бывает, когда все выглядит объективно, а бывает, когда, сталкиваясь с чем-то лицом к лицу, теряешь себя. Вот какие волны бьются во мне самой. Мне это понятно. В какой-то момент в голове вдруг пролетают воспоминания о происшествии. И такое ощущение, будто что-то засело внутри.

Часто вижу сны. Сразу после инцидента их почти не было. Но в последнее время участились. Всплывают события того дня, сцены увиденного. Я отчетливо помню, что тогда произошло. Вдруг открываю глаза. Посреди ночи. Бр-р-р, страшно.

Но не только во сне — бывает, я остолбеваю, оказавшись в узком месте. Особенно под землей, будь то метро или подземный этаж универмага. Пытаюсь сесть в поезд, а ноги не движутся. Началось это с февраля нынешнего года. Почти через год после происшествия. В такие минуты сознаешь, что людям этого не понять. Коллеги и знакомые обо мне беспокоятся, домашние заботятся. Но даже им не понять истинного страха. Впрочем, я не жду, чтобы они понимали.

Однако поддержка начальства, семьи, друзей значит для меня очень много. Я в этом уверена. Также я понимаю, что многим пострадавшим куда тяжелее, чем мне.

Мои родители были против того, чтобы я давала это интервью. Они беспокоились, что я опять вспомню все то, что начала забывать. Но я решилась и считаю вашу просьбу об интервью неким рубежом, который необходимо преодолеть. Нельзя хандрить до бесконечности!

Первое, что пришло в голову, — так, сегодня я в школу не попадаю.

Юскэ Такэда (15 лет)

Юскэ Такэда едва перешел во второй класс старшей школы. На интервью пришел вместе с мамой. Ростом он будет повыше родительницы, но на лице еще остается детская пухлость. Думаю, все станет понятно, если я скажу, что это столичный мальчуган из частной старшей школы. Вроде бы всем интересуется, но ничем — всерьез. Сразу видно:воспитывался в спокойной семье, был окружен любовью и заботой родителей.

На вопросы отвечал не стесняясь и не лукавя, откровенно, спокойно и легко. Сидевшая рядом мать, наоборот, выглядела более скованной. Не знаю, можно ли назвать Юскэ типичным современным школьником, но разговаривать с ним было интересно. Признаться, нечасто удается поговорить с молодым поколением.