Подземелья Редборна

Не пытаясь отнять руку, женщина опустилась в кресло. Глаза под вуалью загадочно мерцали, и губы, казалось, складывались в улыбку. Конан, отпустив ее ладонь, приподнялся на подушках и потянулся к накидке, но женщина, мягко уложив его обратно, сама изящным движением отбросила ее назад.

Склонившееся над ним прекрасное лицо герцогини мгновенно оживило в памяти Конана события последних дней. Все они, включая предательский взмах вражеского меча и хриплый торжествующий крик Ферндина, молнией пронеслись в его мозгу, и все встало на свое место. Хрипло зарычав от вспыхнувшей в душе ненависти, он, откинув покрывало, попытался было вскочить с ложа, но тут же без сил рухнул обратно, шепча побелевшими губами: «Ферндин… Проклятый Ферндин… «

Прохладные ласковые руки нежно гадили его по плечам, удерживая на подушках, потом осторожно перебрались к горлу, развязывая засохшую повязку. С трудом приподняв тяжелую голову киммерийца, герцогиня сняла пропитавшуюся кровью ткань и, наклонившись, изумленно воскликнула: «Пресветлый Митра! Не может быть!»

На шее Конана, вместо страшной зияющей раны, которую она совсем недавно, дрожа от ужаса, обмазывала колдовской мазью, багрово краснел грубый рубец. Поспешно достав из складок платья крошечную золотую коробочку, Лавиния щедро смазала затянувшуюся рану. Чистая повязка приятным теплом согрела шею киммерийца, и он, вдыхая разлившийся по комнате пьянящий аромат снадобья, мгновенно уснул.

Герцогиня неподвижно сидела рядом, но это уже не была та каменная неподвижность, которая сковывала ее члены вчера на ристалище. Вчера… Все это было только вчера…

Еще с утра она приказала своим доверенным слугам переодеться в платье простолюдинов и занять места у самых ворот Ристалища. Стражники тоже были предупреждены, и в кустах стояла наготове крытая повозка, запряженная парой крестьянских лошадей. О, как герцогине хотелось, чтобы все эти хлопоты оказались ненужными, но сердце, сжавшееся в холодный комок, не оставляло места надежде.

И вот поединок закончен, победитель, гордо подбоченясь, подошел за наградой, а за его спиной верные слуги герцогини, метнувшись к распростертому телу, быстро положили его на широкое полотнище и бегом вынесли за ограду. Один из слуг поймал коня и подхватил с песка обломки меча.

Лавиния со своего возвышения с трудом могла разглядеть, что там происходит. Грозовые черные тучи ползли совсем низко, и было темно, как поздним вечером. Когда вдалеке сверкнула молния, в ее неверном свете герцогиня с облегчением увидела, что поверженный киммериец и его вороной конь исчезли с Ристалища. Вернувшись во дворец и переодевшись в сухое платье, она отослала служанок. Заперев дверь спальни на засов, она проскользнула в потайной ход и, свернув в узкий боковой коридорчик, вошла в маленькую комнату — ту самую, где спал сейчас раненый киммериец. Она еще раз взглянула на Конана — тот дышал глубоко и ровно.

А вчера… Герцогиня снова задрожала, вспомнив лежавшее на полу окровавленное тело. Повинуясь ее негромкому приказу, слуги быстро сняли с киммерийца доспехи и кольчугу, разрезали и стащили пропитавшуюся кровью рубаху и кожаные штаны. Встав на колени, Лавиния осторожно отняла от шеи тряпку, прикрывавшую рану, и невольно вскрикнула от ужаса: ей показалось, что голова почти отделена от туловища. Под ее рукой, лежавшей на груди киммерийца, вдруг гулко стукнуло сердце, еще и еще раз, из растерзанного горла вырвался слабый хрип…

Герцогиня, велев слугам подождать в коридоре, осторожно покрыла мазью края глубокой раны — и кровь мгновенно перестала течь. Она еще раз дрожащей рукой помазала рану, спрятала коробочку и замотала шею чистым холстом.

Позвав слуг, она велела им переложить киммерийца на ложе, подождала, пока они наведут порядок в комнате, и проводила их до выхода в сад. В их молчании она могла быть уверена, как в своем собственном, — эти люди верно служили еще ее отцу, и ради нее, герцогини Лавинии, были готовы в огонь и в воду.

Позже, покинув пир, она снова вернулась сюда и долго сидела, глядя на осунувшееся лицо со сведенными бровями, тревожно прислушиваясь к хриплому дыханию, вырывавшемуся из запекшихся губ…

И вот сейчас, утром, рана уже затянулась, Конан открыл глаза и узнал ее, Лавинию… Она встала, заботливо укрыла спящего киммерийца и, еще раз оглянувшись, тихо выскользнула за дверь.

Оказавшись снова у себя в спальне, Лавиния сняла вуаль с небрежно подобранных волос, сбросила темное платье и надела легкое ночное одеяние. Постояла перед зеркалом, с удовлетворением глядя на свое исхудавшее лицо и синие круги под лихорадочно блестевшими глазами. Легонько ударив по жалобно зазвеневшему гонгу, она нетвердой походкой подошла к ложу и бессильно опустилась на смятые покрывала.

Служанка, впорхнувшая в спальню на ее зов, испуганно подошла ближе и воскликнула:

— О, моя госпожа! Я сейчас позову лекаря!