Подземелья Редборна

Каждый раз, когда Гордион начинал выкрикивать имена рыцарей, у Лавинии внутри все сжималось в комок, а герцог Оргельд нетерпеливо постукивал рукой по барьеру. Но на Ристалище выходили все новые пары рыцарей, а Ферндин все стоял за воротами, глядя на сражающихся холодными глазами.

Осталось шестеро бойцов, из которых составятся последние три пары. Зрители, возбужденные поединками, громко переговаривались, гадая, кто из оставшихся рыцарей сразится с ненавистным Ферндином. Но все сколько-нибудь стоящие воины уже покинули ристалище, и, как нарочно, возможным противником для любимца герцога мог стать либо совсем молодой воин, либо убеленный сединами рыцарь.

Перекрывая гомон толпы, над Ристалищем разнесся голос Гордиона, возвестившего:

— Знак Рыбы! Благородный рыцарь, барон Рифсайн!

— Знак Змеи! Ферндин, родом из Заморы! Толпа недовольно гудела, и Гордиону пришлось напрячь глотку, чтобы объявить две последние пары.

Барон Рифсайн, когда-то лихой боец, гроза турниров, один из ближайших к герцогу людей, был единственным, кто радовался результатам жеребьевки: только для того, чтобы иметь возможность, скрестив мечи, избавить герцогство от опасного пришельца, сел он на коня, забыв про годы. Торжествующая улыбка топорщила седые усы, когда барон надевал поданный оруженосцем шлем, и старик не заметил взгляда, полного ненависти и презрения, который бросил на него стоявший неподалеку Ферндин.

Завыли трубы, рыцари заняли места на своих полях и замерли, ожидая сигнала к началу поединка; герцог, сжимая в руке красный мяч, медлил, словно испытывая терпение зрителей, но вот рука разжалась, мяч упал на песок, и трубы коротко протрубили боевой сигнал.

И опять, как в начале турнира, все глаза смотрели лишь на одну пару рыцарей — на барона Рифсайна, бросившегося в бой со всей силой накопившейся ярости, и Ферндина, невольно попятившегося в угол от его бешеной атаки.

Герцогиня радостно вскрикнула: ей показалось, что еще немного — и Ферндин будет повержен, не выдержав могучих ударов старого Рифсайна. Герцог в порыве досады стукнул кулаком по барьеру и потребовал кубок вина. Но, когда слуга поднес ему полный кубок, герцог уже видел только сражающихся, забыв обо всем на свете.

Ферндин, в первое мгновение показавшийся таким неуклюжим, вдруг, с неожиданной легкостью орудуя тяжелым мечом, отразил натиск барона и, горяча коня, сам кинулся в атаку. Теперь уже он наносил барону сокрушительные удары, и старик только успевал обороняться. Но вот барон ловко уклонился от удара, и меч Ферндина, занесенный над головой рыцаря, лишь скользнул, звеня, по щиту. С торжествующим криком барон Рифсайн опустил меч на врага — казалось, удар, такой мощи способен сокрушить любого противника. Зрители, ожидая, что Ферндин, обливаясь кровью, рухнет на песок, восторженно завопили. Но случилось неожиданное: клинок зазвенел, будто наткнувшись на камень, а перед растерянным бароном, вложившим все силы в решающий удар, сверкнуло лезвие врага. Это было последнее, что увидел старый барон: через мгновение Рифсайн уже медленно оседал на песок с разрубленным черепом.

Со всех сторон раздавался свист, неслись проклятия, толпа бесновалась, готовая в щепки разнести ограду. Герольдам стоило немалого труда утихомирить народ. Поединки на соседних полях закончились тихо и незаметно, бойцы поспешно покинули Ристалище, и на песок, обагренный кровью, вышел Верховный Жрец. Гордион стоял немного позади, готовый подхватить негромкие слова Жреца и швырнуть их, подобно ядрам аркбалисты, на головы бушующей толпы. И вот зашевелились бледные губы служителя Митры, а над Ристалищем оглушительно пронесся голос глашатая:

— Бой велся честно! Победитель — Ферндин из Заморы! Такова воля Митры! Состязание продолжается!

Пятнадцать рыцарей выстроились у Ворот Победителей, ожидая жеребьевки. Их оказалось нечетное количество, и это означало, что последний боец, оставшийся без противника, будет сражаться с Рыцарем Митры — одним из служителей Храма. Рыцарь Митры, даже победив в поединке, не имел права на награду: он мог участвовать в следующем бою только как недостающий соперник. И если из двоих оставшихся рыцарей один был служителем Храма, то победа присуждалась второму и на следующий день поединок не проводился.

Неподкупный Гордион, глядя выпуклыми глазами куда-то вдаль, поверх голов волнующейся толпы, вновь подошел с чашей к одному из служителей Митры и стал брать из его рук золотые пластинки, зычно выкрикивая знаки и имена. И снова две из них неуловимым движением перекочевали в длинные, расшитые блестящим шелком рукава праздничного одеяния глашатая. Золотые пластинки звенели в чаше, а Гордион, медленно перебирая их, все так же невозмутимо смотрел вдаль неподвижным взглядом, приводя в восторг зрителей.