— Хороший вопрос, — сказал он, зачерпывая еще пасты. — Именно этот вопрос занимает меня вот уже три года. Кажется, все мы с незапамятных времен предполагали, что Непроходимая чаща — это просто огромный лес, который никому не пришло в голову не только обжить, но даже исследовать. Все добровольно оставались в неведении. А те, кого любопытство все же заставляло отправиться в путь, исчезали навеки или же бродили по бесконечно повторяющемуся маршруту многие дни, а когда наконец выбирались из порочного круга, оказывались на том месте, с которого начали. — Он положил в ухо Марте финальный мазок и, встав, оглядел дело рук своих. — Я слышал рассказы, даже расспрашивал выживших. Да, некоторых из них еще можно найти. Пришлось потрудиться, чтобы заставить их заговорить, но у меня есть свои методы убеждения. — Очевидно удовлетворенный работой, он подошел к столу и достал, как показалось Элси, блестящий пистолет.
— А теперь, — сказал он, — не шевелись.
Глаза Марты округлились от ужаса. Антэнк поднес пистолет к уху девочки и нажал на спусковой крючок. Раздался короткий щелчок, и Марта резко взвизгнула. Антэнк отвел руку, и оказалось, что он прикрепил к мочке ее уха маленький желтый ярлык на серебристом гвоздике.
— Следующая! — сказал Антэнк.
Оковы раскрылись, и Марта кое-как слезла с кресла. Встав обратно к девочкам, она пощупала новоприобретенную сережку в ухе.
— Что это? — спросила она.
— Похоже на этикетку с ценой, — добавила Элси.
— Осторожно, — сказала Дездемона. — Лучше не трогай. Можно занести инфекцию.
Антэнк указал Элси на кресло.
— Мадемуазель? — любезным тоном пригласил он.
Рэйчел отодвинула сестру.
— Я пойду.
— Очень храбро, — снова сказал Антэнк. Он помог ей усесться и, начав смешивать новый состав, продолжил рассказ: — Как оказалось, все выжившие в Непроходимой чаще пережили одно и то же: как бы далеко в лес они ни зашли, их преследовало странное чувство, что на самом деле они никуда не двигаются. Странно, да?
Вопрос он обратил к Рэйчел, которая была прикована к креслу, потом вернулся к нему с миской коричневого пюре и добавил, держа аппликатор над ее лицом:
— Обоняние. Крайне важное чувство. — Антэнк картинно втянул воздух ноздрями. — Мы относимся к нему, как к чему-то само собой разумеющемуся. Если говорить объективно, обычно оно бледнеет в сравнении с остальными чувствами. Но мне довелось очень внимательно изучить важность обоняния, и в моем понимании носовая полость имеет прямой канал связи с мозгом. Человеческое восприятие на девяносто три процента формируется запахами. Вам это было известно? Мне, признаюсь, нет. Но есть все основания надеяться, что, вооруженные подобным знанием, мы сумеем задействовать этот канал с помощью природных веществ, собранных в самой Непроходимой чаще, и кардинально изменим восприятие пространства, позволяя образцу проникнуть за то, что я называю термином «непроницаемая граница».
С этим заявлением он резво зачерпнул коричневой жижи и грубо запихнул аппликатор Рэйчел в нос. Девочка беспомощно фыркнула.
— Шдо это за кадость? — прогундосила она с забитым носом.
— Все натуральное, стопроцентно органический состав. Толченые вешенки, слизь улитки и порошок из древесной коры.
На лице Рэйчел появился ужас.
— Сдизь удитки?!
— В общем, — продолжил Антэнк, взяв пистолет, — у меня есть основания полагать — пусть и подкрепленные довольно туманными доказательствами — что за этой границей существует отдельный мир. Целый мир, полный жизни и энергии. И увидеть его мы сможем, только если согласимся раскрыть глаза. Не знаю, что в нем творится и кто управляет этим затерянным краем, но я весьма твердо настроен подарить ему чудо современной мысли, какое представляет собой свободнорыночный капитализм. Едва ли кто-то будет сопротивляться: если я что и понял за свою бытность промышленным титаном, так это то, что люди обожают капитализм. — Он без предупреждения поднес пистолет к уху Рэйчел и — щелк! — прикрепил ей такой же желтый ярлычок, как Марте. Рэйчел поморщилась. — Конечно, если их правильно простимулировать, — уточнил Антэнк, а затем он расстегнул оковы, и Рэйчел, выбравшись из кресла, вернулась к Марте и Элси с полными ноздрями отвратительной коричневой пасты и ярлыком в правом ухе. Вид у нее был ужасно жалкий.
Словно парикмахер в ожидании нового клиента, Джоффри развернул кресло к третьей девочке. Та почувствовала, как ее слегка подталкивают в плечо — это оказалась Дездемона, — и послушно забралась на сиденье. Антэнк стоял, повернувшись к ней спиной, и изучал стеллаж. Выбрав маленький голубой пузырек, он принес его с собой к креслу. Быстро отвернув крышку, вытряхнул на ладонь крошечный белый шарик размером с бусину и поднес к глазам.