Подземелье ведьм

Профессора Мюллера разместили в гостинице «Лена» — двухэтажном каменном здании, построенном недавно на главной площади радением Колоколова. На первом этаже ее помещался ресторан, где порой пели цыгане, а на втором — шесть нумеров для приезжих.

Федор Францевич лишь успел разложить вещи, как его потащили в дом к Черникову, где его ждали к обеду.

Домик Черниковых невелик, гостиной в нем не водится, так что все сразу прошли в столовую. Мария Павловна, жена Черникова, еще не старая, кругленькая, добрая якутка, суетилась у стола, накрывала его, стараясь не мешать умным разговорам.

Сам Семен Натанович Черников, поглаживая нервными пальцами широкую с проседью бороду, сидел во главе стола и критическим взглядом оценивал усилия своей супруги. По правую руку от него сидел его закадычный друг отец Пантелеймон, неуемно любознательный и крайне веселый человек. И были они с Черниковым схожи — манерами, вальяжностью, бородами, но Черников был втрое меньше отца Пантелеймона, зато втрое говорливей и бурливей. По левую руку от хозяина посадили петербургского профессора, а рядом с ним уселся Андрюша Нехорошев, бывший мюллеровский студент, худой, носатый, неловкий, влюбленно глядевший на профессора, которому поклонялся в университете и появление которого в Новопятницке было для Андрюши подобно явлению божества, и к этому явлению Андрюша готовился с весны, как только узнал, что, получив сообщение Андрюши о падении метеорита за Урулганским хребтом, Мюллер изъявил желание собственнолично отыскать и изучить небесный камень.

Сведения о падении болида, случившемся в марте, проникли в газеты всего мира. Писалось о небесном свечении, об устрашающем грохоте, якобы долетевшем до Хабаровска. Истина смешивалась со слухами, куда более красочными в Вене или Брюсселе, нежели, скажем, в Новопятницке, откуда по карте до Урулгана рукой подать, а на самом деле так далеко, что за полгода никто в те места не добрался, не считая тунгусов, которых посылал колоколовский приказчик и которые ничего, кроме поваленного леса и пожарища, не отыскали, хотя, возможно, опасаясь злых духов тайги, и не очень старались.

Помимо перечисленных лиц, за столом собрались еще несколько ссыльных, а также учитель словесности из церковно-приходского училища и томный, скучный телеграфист Барыкин. Конечно же, всем хотелось узнать петербургские новости, покопаться в журналах, что привез с собой профессор, услышать о событиях на Балканах и об открытии Южного полюса, о том, что нового написал Леонид Андреев, — в глухой провинции всегда есть думающие люди, которые живут интересами нации и всего просвещенного мира.

Но все терпели. Послушно отвечали профессору о метеорите и возможности путешествия за Урулган.

— Если Колоколов не поможет, людей не достать, — говорил отец Пантелеймон.

Он водил пальцем по карте низовьев Лены, привезенной профессором из столицы.

— Тунгусы сейчас съезжаются в Булун, там начинается ярмарка и дележ рыболовных тоней, — пояснил Барыкин.

— Что такое Булун? — спросил Мюллер.

— Это последнее поселение в низовьях Лены, — сказал Андрюша. — Я там был в прошлом году с землемерами.

— Мне знакомо это наименование, — сказал профессор.

— Без сомнения, — пояснил Черников. — В свое время о нем писали в Европе. В семидесятых годах прошлого века корабль «Жаннета» капитана де Лонга был раздавлен льдами севернее устья Лены, и его команда пошла по льдам на юг.

— Помню, помню, — поднял руку профессор, который предпочитал говорить сам. — Они не дошли до Булуна несколько миль и сгинули в снегах.

— Боцман и несколько матросов добрались до Булуна, — с удовольствием поправил гостя Семен Натанович, который тоже любил говорить сам.

— И что там? — спросил Мюллер.

— Там стойбище тунгусов и несколько изб — в них живут казаки. Там есть изба полицейского начальника.

— Крупный культурный пункт наших мест, — сказал иронично телеграфист Барыкин.

Мария Павловна внесла большую деревянную миску с пельменями.

— Отведайте, — сказала она, — отведайте, батюшка.

Ей в жизни еще не приходилось видеть настоящего профессора.

Младшие дети Черниковых — четверо, все одинаковые, скуластые, с прямыми черными волосами — в мать, глазастые, носатые — в отца, — выглядывали из-за двери, сопели от волнения.

Мария Павловна положила пельменей Мюллеру и полила их сметаной.

— Лучших пельменей вы от Северного полюса до Иркутска не отведаете, — сказал гостю отец Пантелеймон.

— Да-да, это великолепно, — согласился Мюллер. — Скажите, а отправится ли кто-нибудь на ярмарку из Новопятницка?

— Колоколов собирался, — сказал Андрюша.

— Две баржи с товаром, — отец Пантелеймон загибал пальцы, — нет, три. «Иона» потащит.

— У Колоколова есть мощный буксир «Иона», — пояснил Андрюша.

— В честь ихнего батюшки назван, — сказал учитель.

— Можно ли нам рассчитывать на место на барже? — спросил Мюллер.

— Нравятся пельмени? — спросила Мария Павловна, удрученная тем, что высокий гость все еще их не попробовал.

Черников разливал водку из стеклянного графина.

— С приездом, — сказал он. — Со знакомством.