– Андрей! – услышал он. – Андрей, это же вы, я вас узнал!
Слова относились к нему, и произнести их было некому, кроме человека, что преследовал его.
Андрей остановился.
– Андрей, вы меня не узнаете? Это я, Жан!
26
Андрея охватил ужас. Один Жан, мертвый, стоял совсем близко. Второй, живой и запыхавшийся, подбегал сзади.
– Да вы что! – закричал на него Андрей.
От злобного тона Андрея Жан остановился.
– Я не понимаю, – сказал он. – Что-нибудь еще произошло? Я что-то не так сделал?
– Вопрос не о том, что вы сделали, – сказал Андрей, не двигаясь с места. – Вопрос в том, что с вами сделали?
– Пока ничего, – сказал Жан.
– А это кто? – он показал на тело Жана в витрине.
Жан подошел ближе. Андрей сделал шаг назад.
– Ну и глупо я выгляжу, – сказал Жан. – У вас нет какой-нибудь тряпки прикрыть чресла? Очень неприлично, а понимаешь только со стороны. – Собственное раздвоение Жана не удивило.
– Да я не об этом! Это ваше тело?
– Это отличная голограмма, – сказал Жан. – Если бы я не знал, что я здесь, решил бы, что я – там.
– Понимаю. Но зачем им снимать с вас голограмму и выставлять здесь? Они же имеют вас во плоти.
– Я вам скажу, Андрей, это удивительное достижение. Когда они делали, я любовался. Вы думаете, это просто голограмма? Это кочан капусты – миллион голограмм по слоям моего тела, – оно все закодировано там, до последней клетки. Это совершенный памятник мне. Завтра утром меня отдадут колдуну, и его воины кинут меня акуле. Вы видели, какая тут в озере живет акула?
– Видел.
– Я погибну, а у них останется точная моя копия.
– Пойдемте отсюда, – сказал Андрей. – Поговорим там, снаружи. Они могут в любой момент хватиться.
Уже прошел двойной шок – от встречи с мертвым Жаном и от перехода к Жану живому. Надо было действовать.
– Они не хватятся, – сказал Жан. – Они спят.
Все же они пошли прочь из музейного зала – соседство с копией Жана было неприятно обоим.
– Кто эти ведьмы?
– Не знаю, – сказал Жан.
– Вы с ними не говорили?
– Говорил. И немало. Но с невнятными результатами.
Они вновь вышли в коридор.
– Есть другой путь наверх? Или надо возвращаться через этот проклятый музей?
– Меня через музей не проводили.
– Вы так и не сказали, зачем они это делают?
– Андрей, вы задаете слишком много вопросов, – улыбнулся Жан. – Я сам многого не знаю. Делают они это… потому что так положено. Это ответ, который я сам получил. Им дают жертву, то есть пленника, лишь на время, на одну ночь. Считается, что они готовят ее к смерти. Но эта жертва – не их, она принадлежит стае. Они ее должны вернуть. Таков обычай.
– Это ничего не объясняет.
– Они меня привели в свою лабораторию.
– У ведьм лаборатория?
– Когда они меня туда привели, у меня как камень с души. Значит, я не у дикарей, которые не знают пощады. Значит, здесь есть цивилизованные существа. Я гляжу на эти грязные старческие рожи и говорю им: поймите, тут недоразумение. Я попал сюда по ошибке. Но они так и не поверили, что я не дикарь…
Жан замедлил шаги.
– Хотите посмотреть на лабораторию?
– Вы уверены, что они не спохватятся?
– Загляните.
Жан открыл дверь в стене. Он тоже понял, каким образом открываются здесь двери. Каменная плита утонула в полу.
– Осторожнее, не ушибите макушку. Здесь у них неполадки с энергией, – сказал Жан. – Я спрашивал, чем они питаются. Они поняли меня буквально – будто я спрашивал о бутербродах.
– И что же ответили? – с интересом спросил Андрей.
– Что им не надо питаться. Они выше этого. Они ведьмы.
– Логично, – сказал Андрей, ступая в большое сводчатое помещение, тесно уставленное приборами, назначения которых не угадаешь. – Они сами со всем этим управлялись?
– Вполне профессионально.
– Вы не сопротивлялись?
– Я на своем опыте понял, что ведьмы сильны, как медведи.
Андрей подошел к операционному столу, с него свисали пластиковые ремни. Он толкнул стол – тот поехал.
– Я сначала решил, что они меня разрежут. Очень испугался.
Они шли за столом, который катился в угол комнаты.
– Одна из ведьм уговаривала меня, что мне не будет больно, что мне не причинят вреда.
– Ты можешь уловить акцент, когда они здесь говорят? – Андрей незаметно для себя перешел на «ты».
– Я способен к языкам. Я их чувствую. Это был их язык. Но говорил лишь рот. Лицо в этом не участвовало. Это ненормально.
– И дальше?
– Дальше они начали меня исследовать. Они не только сняли с меня голограмму, они брали образцы крови, кожи, волос – порой это было неприятно. Они были жутко деловиты.
– Между собой говорили?
– Нет. Но я, как успокоился, начал задавать вопросы. И они отвечали. Они сказали, что меня исследуют, чтобы оставить обо мне память. А самого меня отдадут акуле, так велит закон. Мне было бы понятнее, если бы они плясали вокруг меня, колдовали, шаманствовали. А они проводили физиологическое обследование. А потом я увидел, как в стеклянном цилиндре проявляется моя копия – сначала это был скелет, потом он стал обрастать сосудами, внутренностями. Зрелище интереснейшее. Когда появилась кожа, я думаю: кто это такой знакомый? А это я, собственной персоной.
– А как ты от них сбежал?