Подземелье ведьм

Девушка остановилась, пытаясь отдышаться. Ноги устали, колени подкашивались от долгого бега, губы пересохли и пошли мелкими трещинками, в груди саднило… Эйрин зажмурилась, ещё раз громко вздохнула и снова побежала, из последних сил. Она не знала, была ли за ней погоня, будет ли искать её Давен, виновна ли она или невинна… И эта боль от потери, разрывающая сердце, была сильнее любой усталости. Но вот можно ли от неё убежать? Вряд ли Эйрин думала об этом, пока ноги несли её всё дальше и дальше от поселения людей.

Вчера началось как обычный день, такой же обыкновенный, как и семь дней до. Эйрин проснулась в уже привычной маленькой комнате с ажурными занавесками, наспех переплетя косу, вышла в зал, где тётушка Лия уже хлопотала, накрывая на стол. Эйрин укоризненно нахмурила бровки:

– Почему ты опять меня не разбудила, тётушка? Охота тебе в одного с утра пораньше на кухне суетиться? – она решительным шагом преодолела небольшое расстояние до кухоньки в зелёных тонах, сунула нос в шкаф со специями, стараясь найти баночку с мёдом, подхватила поднос с толстыми ломтями нарезанного свежего хлеба и начала помогать Далии.

– Спала бы ты, пташка, отсыпалась да восстанавливалась, – женщина подняла на Эйрин испытывающий взгляд, – не знаю уж, что с тобой случилось, да и не хочу знать, – добавила Лия, когда румянец, который только-только появился на лице Эйрин, начал спадать, – но вот только силы тебе нужны для восстановления. А значит – и отдых нужен, – ласково закончила Далия.

Эйрин не знала, чем ответить на такую заботу. В памяти всплывали легенды, сказки, мифы и просто рассказы стариков. И ни в одном из них люди не были добрыми существами. Потому и сложно было довериться, и страшно было раскрыться. Продолжили бы Далия с Брандом смотреть на неё такими добрыми глазами, если бы знали правду? Не пожалел бы о том неловком поцелуе на заднем дворике у колодца Дав, если бы она открылась ему? А Айви? Этот маленький, смешной и вечно смеющийся ребёнок – смогла бы ли она оставаться такой же рядом с ней, ведьмой из мрачного и пыльного подземелья? У Эйрин не существовало ответов ни на один из этих вопросов, и поэтому она продолжала молча отогреваться душой в семье, какой у неё никогда не было.

Эйрин, погруженная в воспоминания, споткнулась и полетела на землю, содрав до крови колени. По щеке скатилась скупая одинокая слезинка. Эйрин понимала, что там, внизу, куда она сейчас так торопилась, её никто не ждёт. Мать беспокоится только о том, что подумают и скажут остальные, как будто общественное мнение – это то единственное, что так важно в этой жизни. Друзей у дочери жрицы нет и не могло быть, да и откуда им взяться? Пока ребята дружно сбегали на поверхность, чтоб полюбоваться на такое далёкое солнце – Эйрин как на привязи сидела около матери, изображая любящую и послушную дочь. Только отец ждал бы её, искренне беспокоясь, да и тот давным-давно пропал. Эйрин стиснула зубы, размазала грязными от земли пальцами слезинку и пошла дальше. До входа в подземелье осталось совсем немного.

Глава 4

Стейн устало опустил руки и оглядел небольшую кучку земли, что высилась у него под ногами. Странное чувство шевельнулось внутри, маленьким червячком прогрызая себе путь наружу. «Я теперь свободен», – ликовала душа. Но сам мужчина не радовался этому чувству.

– Что ж ты за человек-то такой? – он сплёл пальцы в замок и завёл руки себе за шею. Между лопаток хрустнуло.

– Приносим свои соболезнования, – прошелестело за спиной. Он обернулся. Низкая сухонькая старушка, бывшая его соседкой на протяжении десяти лет, голубеньким платочком утирала слезящиеся полуслепые глаза.

«Интересно, ты плачешь, потому что скорбишь? Или просто солнца уже не выносишь?» – мысленно усмехнулся он. Усмешка была злой, и тень её затронула глаза, которые он поспешил прикрыть, принимая соболезнования. Вслух Стейн произнёс совсем другое:

– Спасибо. Прошу меня извинить, но мне надо побыть одному.

Старушка понимающе кивнула, и мужчина сделал нетвёрдый шаг в сторону дома. Ему правда нужно было побыть одному. Подумать только, сегодня он похоронил женщину, которая стала для него настоящим спасением, пристанью, маяком… А он не чувствует ничего, кроме облегчения. Так, может, права была тётушка, сказавшая на прощание, что он чудовище?

Закатное солнце било в чердачное окошко, пока Стейн суетливыми движениями бросал в мешок то, с чем не готов был расстаться: затёртую до дыр книжку о ведьмах, маленький складной ножик, оставшийся в память об отце, и завёрнутый в кусок ткани ломоть хлеба, утащенный у тётки из-под носа. Сегодня он уйдёт с Венди в подземелье. Она обещала.