— Так по дороге застрелили его, — равнодушно ответил железнодорожник. — А тело, слышал я, потом отвезли в Вознесенск. Вам туда надо. Здесь вам нечего делать. Уходите, некличьте беду.
— Кто, кто его застрелил? — Голос Тани дрогнул.
— Так свои же, красные, — как будто проснувшись, зло ответил парень. — Я, в общем, подробностей не знаю. Слышал то, что люди рассказывали. А своими глазами не видел. Через час, кстати, поезд отправляется в Вознесенск. Его туда увезли. Ехайте лучше, и не делайте мне неприятностей. У нас и так тут жизнь не сахар...
Поезд был полупустой — страшно было ездить по территории, обстреливаемой со всех сторон. Они стояли возле окна в общем вагоне, хотя можно было и сесть, но Тане казалось, что если она присядет хоть на секунду, то распадется и уже не соберет себя... Она обернулась к Андрею.
— Это неправда, — глаза ее были красными от невыплаканных слез, — они не могли его убить. Они убили кого-то другого!
— Таня... — Андрейка сжал ее руку, голос его дрогнул, — пожалуйста...
Поезд стал двигаться быстрее — до Вознесенска остановок в пути не было. Таня закрыла глаза. Плечи ее задрожали, она наконец смогла заплакать. И сквозь слезы увидела залитую ослепительным солнечным светом родную Одессу. И Японца. В петлице его модного костюма был красный цветок. Улыбаясь, он сидел за столиком «Фанкони», накрытом кружевной скатертью, в ожидании своих любимых пирожных. А веселая жизнерадостная толпа, бурлящая, как морской прибой, текла перед ним...
Как когда-то Гека, уходя в вечность, Японец радостно махал ей рукой... На губах его блуждала ироническая полуулыбка, которая, постепенно таяла, накрываемая жестким стуком колес...
Глава 21
Первым, кого увидела Таня на вокзале Вознесенска, был Мейер Зайдер — Майорчик. Он был страшно бледным, осунувшимся, в гражданском, с черным крепом на рукаве пиджака. Он не узнал Таню, когда, выпрыгнув из вагона, та подошла к нему. Лишь полными ненависти черными глазами окинул ее форму красноармейца и отошел в сторону.
— Майорчик! — зычно крикнула Таня, стаскивая с головы армейскую фуражку и встряхивая короткими волосами. — Майорчик! Своих не узнаешь?
— Вэйз мир! — Зайдер как-то театрально воздел руки горé и бросился к Тане. Когда он сжал ее в дружеском объятии, она заплакала, это произошло непроизвольно — слезы горячим потоком хлынули из ее глаз. Как и большинство мужчин, Майорчик не выносил женских слез. Это застало его врасплох. Он гладил Таню по волосам, говорил какие-то незнакомые слова на идиш, тут же переходил на русский...
Таня плакала не только о Мишке. Она плакала о целой эпохе знаменитой одесской жизни, которая уходила навсегда в прошлое, оставляя жестокий, горький осадок в душе.
— Кого ты встречал здесь? — наконец спросила Таня, утерев слезы рукавом гимнастерки.
— Певчих из одесской синагоги, — ответил Майорчик, — похороны ж завтра. А разве ты не на них приехала?
— Значит, правда... — Голос Тани снова задрожал.
— Его нельзя похоронить в Одессе, — сказал тихо Зайдер, —
На перроне, под присмотром его людей, толпились певчие. По знаку Майорчика их усадили в экипаж и куда-то увезли. Таня, Зайдер и Андрей отправились в гостиницу возле вокзала. Там она закрылась в номере с Майорчиком, оставив Андрея в соседнем. Тщательно закрыв окно и даже занавесив его шторами, она обернулась к Зайдеру:
— Разговор предстоит долгий, — нахмурилась Таня, — ты знаешь, о чем.
— Знаю, — лицо Майорчика исказилось, — прости меня, Таня. Мы очень виноваты перед тобой.
— Мы? — удивилась она, не готовая к такому повороту.
— Я. И Японец. То, как поступили мы с тобой, мучило его до самой смерти. Даже больше за глупую поездку на фронт. Он же ж никогда не предавал друзей, а тебя предал. Если сможешь, хотя бы после смерти прости его...
— Я не понимаю, — голос Тани дрожал, она стала догадываться, о чем пойдет речь.
— Да письмо же ж было фальшивым! — воскликнул Майорчик. — Твой Владимир... Я не знаю, где он. Кто захватил его, я не знаю. Но главное — он живой.
Охнув, Таня без сил рухнула на диван. Потрясение было таким сильным, что она не могла даже плакать, лишь неотрывно смотрела на Майорчика да беззвучно шевелила губами.
— Когда убили Антона Краснопёрова, твой Володя был в редакции, — начал Майорчик, — но он оттудова ушел. Я видел, как он выскочил из редакции, ну совсем был страшный, сжимал в руке египетский нож, которым убили Краснопёрова. Я послал одного из своих людей проследить за ним, куда он поедет. Он поехал...
— В анатомический театр, — продолжила Таня.
— Откуда знаешь? — перепугался Майорчик.
— Там тоже убили одного человека, — вздохнула Таня. — Друга Володи. Убили так же, как Антона Краснопёрова. Похоже, и убили потому, что Володя поехал к нему.