Подземелье призраков Аккермана

К тому же она не хотела, чтобы кто-то из криминального мира узнал о том шпионском следе, на который она вышла совершенно случайно. Чекан не контактировал с людьми Японца и не стал бы никому рассказывать то, что рассказал ей. Но, появись Таня в этом притоне, выследили бы, к кому именно она пожаловала. Начались бы ненужные разговоры, которые окончательно запутали бы все существующие следы. Турок бы исчез, залег на дно, а других следов у Тани не было. И этот единственный след, который оставался у нее, был бы потерян...

Все это быстро промелькнуло в ее голове, когда, спрятавшись в тени небольшой ниши стены дома напротив, Таня наблюдала за входом. День клонился к вечеру, и в притон заходило довольно много людей. Среди них были и китайцы, и турки, и другие иностранцы.

Некоторые были с проститутками. Таня без труда опознала дешевых портовых шлюх, в мире одесских продажных женщин стоящих на самой низшей ступени во всей иерархии. Они были даже хуже, чем уличные девушки с Дерибасовской.

Старые, больные, беззубые, давно потерявшие человеческий облик, эти женщины развлекали портовых рабочих за копейки, тратя заработанное на дешевую выпивку и наркотики. Они были настолько ужасны, что большинство из них предпочитали выходить на работу только к ночи, в сплошной темноте.

Если новые власти без устали разгоняли девушек с Дерибасовской и в конце концов очистили от них центральную улицу города, то против портовых шлюх они были бессильны, даже и не пытаясь распутать или разворошить этот грязный клубок, зная, что если его тронуть, то можно пойти ко дну. А потому красные и не трогали портовых шлюх, следя только за тем, чтобы те не поднимались из своих трущоб на центральные улицы города. Но портовые шлюхи во все времена и сами твердо усваивали урок о том, что не следует заедаться с властью, какой бы они ни была, а потому не поднимались наверх из своего района, работая исключительно на этой территории.

В порт попадали самые старые, больные, опустившиеся уличные женщины, которые постепенно становились настоящим отребьем, заканчивая свои короткие дни на дне грязной сточной канавы в портовых трущобах. Спутанные, как пакля, бесцветные волосы, потухшие глаза, изуродованные морщинами или шрамами испитые лица, беззубые рты, запавшие щеки, обвисшая грудь — они были жестокой пародией на настоящих женщин, символами того страшного будущего, которое ожидало всех, кто выходил на улицу, и о котором никто из уличных девушек старался не думать.

Тане страшно было на них смотреть, на их сгорб­ленные, изломанные судьбой, бесформенные фигуры, прикрытые старой, грязной, засаленной одеждой с чужого плеча, такой же потрепанной и уродливой, как их собственная жизнь. С ужасом она думала о том, что такое страшное будущее могло ожидать Цилю и Иду, не вмешайся она вовремя в их судьбу.

Пока Таня стояла, мимо нее промелькнуло знакомое лицо, и она узнала одну из уличных девушек с Молдаванки, знакомую еще по той, прошлой жизни. Девушка жила недалеко от их с бабушкой дома и часто приходила к ним во двор к Таниным подругам. Имени ее Таня не помнила, в памяти остались только расплывчатые черты лица, и затравленное, жалкое, как у побитой собаки, выражение глаз. И вот теперь эта девушка оказалась в порту, он стал концом ее жалкой, никчемной жизни. Таня узнала ее лишь по неизменному, жалкому выражению глаз, а не по лицу, таким страшным оно стало.

Девушка шла под руку с пьяным рабочим, ноги которого разъезжались в грязных лужах, буквально тащила его на себе, а из разорванного кармана работяги в грязь вываливались потертые медяки. Наконец парочка скрылась в дверях «Подковы». Вышибала брезгливо поморщился при их появлении. Таня отметила детали ее одежды: стоптанные башмаки, клетчатая юбка в жирных пятнах. Обратила внимание на ее прическу, на морщины. У Таня появилась определенная мысль, которая еще больше окрепла в тот момент, когда в гостиницу, одна за другой, вошли еще три подобных женщины. Вышибала на них даже не смотрел. Отложив в памяти все детали, Таня быстро свернула в соседний переулок и пошла прочь, зная, как использовать свою внезапно возникшую мысль.

Маленький антикварный магазин располагался в подвале дома на Преображенской. В эту лавку воры часто сдавали недорогие краденые драгоценности, изделия из серебра, монеты, фарфор. Таня спустилась по крутым ступенькам, поздоровалась с хозяином, стоящим за прилавком.

— Алмазная! — его жирное лоснящееся лицо расплылось в улыбке. — Давненько тебя не было. Сдать хочешь чего или купить?

— Ничего. Взгляни-ка на это. Что скажешь? — Таня протянула ему монету, найденную возле анатомического театра, где убили профессора. Эта монета давно не давала ей покоя.

— Хм... Интересно. — Антиквар повертел монету под электрической лампой, тщательно рассмотрел с лупой. — А где нашла?

— Не важно. Так чья монета? Она ценная?

— Таки ценная, — кивнул антиквар. — Это юбилейная монета, выпущенная к какой-то дате королевского двора.

— Королевского двора? — Глаза Тани полезли на лоб.

— Ну да. Королевского двора Румынии. Это румынская монета. Хочешь продать?