Мальчик кое-что придумал: он догадался, что может зубами развязать веревки, которыми связали пленницу. Веревки были прочными, зато и зубы у него были острыми, как у волчонка. Не прошло и пяти минут, как малец перегрыз все путы, охватывавшие руки девушки, отчего та даже повеселела.
«Малыш совсем не глуп, — думала она. — Да, кажется, мне повезло».
Китайцы, уверенные в том, что пленнице ни за что не убежать, не стали забирать у нее сумку с инструментами. Фрикет тотчас же вытащила скальпель [25], разрезала веревки, освободив себе ноги, а затем помогла своему юному спасителю. Очень хотелось размять затекшие руки и ноги, подвигаться, но девушка, несмотря на неопытность, знала, что шуметь нельзя. Следовало соблюдать осторожность.
Маленький пленник перебрался из своего убежища поближе к девушке. Он явно гордился тем, что ему удалось совершить. Не отрывая от Фрикет восторженного взгляда, ребенок стал шепотом что-то очень быстро объяснять, показывая пальцем на дверь.
— Да… да… понятно, ты хочешь убежать. И я тоже!
Постепенно все в лагере затихло. Китайцы, измученные долгим походом и тяжелым сражением, попадали, как загнанные лошади, и уснули. Слышались только громкие окрики часовых и изредка торопливые шаги патрульных, проверявших расставленные посты.
— Конечно, бежать, — повторила Фрикет, — терять уже нечего. Завтра эти мерзавцы меня расстреляют.
Она невольно содрогнулась, представив себе, как ее поставят около дерева, а в грудь ей нацелятся дула карабинов. Девушка встала с подстилки и начала потихоньку передвигаться к распахнутой настежь двери хижины. Но тут же услышала чье-то сонное ворчание: это был часовой. «Ой, я совсем про него забыла, — подумала Фрикет. — Что же делать? Надо, чтобы он ничего не заметил». Солдат, уставший за день не меньше других, буквально засыпал стоя. Ловкий и гибкий как угорь мальчуган бесшумно проскользнул к двери и стал вглядываться в лицо часового. Тот клевал носом и, казалось, уже спал, опираясь на ружье. Малыш вернулся обратно и, подойдя к француженке, принялся закрывать глаза и махать рукой в сторону часового, а чтобы не оставалось никаких сомнений, далее чуть-чуть похрапел.
— И это тоже понятно, — сказала Фрикет. — В любой стране это значит: он спит. Ну что же, надо действовать, следуя традициям приключенческих романов, в которых пленники при удобном случае обязательно совершают побег.
Девушка, в свою очередь, направилась к двери, стала подкрадываться к часовому, но тот, словно настоящий караульный, только дремал, постоянно просыпаясь. Китаец приподнял голову и опять издал такое же ворчание. Фрикет юркнула обратно, как мышка в норку, и сердито проговорила:
— Вот противный! Но не убивать же его, в самом деле! Убить человека я не смогла бы даже ради собственного спасения! Господи, мне бы пройти и не разбудить его!
Мальчик смотрел на нее, как будто ждал сигнала к действию. Вдруг он вскочил на ноги, полез по столбу и столкнул вниз факел, который, падая, погас. В хижине стало совсем темно.
— Удачная мысль, хотя светлой ее, пожалуй, не назовешь. И у меня тоже появилась идея, — продолжала Фрикет. — Раз солдат не засыпает, я попробую дать ему снотворного.
Сумка была рядом, искать в ней пришлось недолго. Вскоре девушка на ощупь обнаружила хорошо знакомый флакон, лежавший на обычном месте. Она отвинтила пробку, понюхала и подтвердила:
— То, что надо.
Без колебаний, с удивительным хладнокровием она выбралась наружу и подошла к часовому. Тот ничего не видел, дверной проем был в темноте. Фрикет, крадучись, вытянув вперед руку, продвигалась все дальше. Сердце ее громко стучало. Несмотря на поразительную храбрость девушки, рука дрожала, пальцы судорожно сжимали открытый флакон.
Опасность была велика, и следовало обладать необыкновенной силой духа, чтобы вот так смотреть ей в лицо. Восемнадцатилетняя девушка оказалась ночью во вражеском лагере, в плену у людей, не знающих жалости, ей вынесен смертный приговор, и на рассвете ее должны казнить. В таком положении испугался бы даже самый смелый. При малейшем неверном движении часовой мог заметить ее или обнаружить побег, закричать, позвать других солдат и даже убить ее на месте, выполняя приказ. Перед лицом смертельной опасности почти у всех сдают нервы, и лишь немногие могут, как Фрикет, найти в себе мужество для столь рискованного шага.
Из флакончика шел особый сладковатый запах, незабываемый для тех, кто вдыхал его хотя бы один раз: запах хлороформа [26]. Фрикет носила его в своей походной сумке и давала тем несчастным, которые не могли вытерпеть страшные боли от ран и перевязок.
Она поднесла флакончик к плосконосой физиономии дремлющего китайца. Как человек сильно уставший после трудного дня, тот дышал ровно и глубоко. Запах хлороформа не потревожил его, и он сделал несколько еще более глубоких вдохов, чем весьма обрадовал Фрикет. Она подошла поближе и смело приставила флакончик прямо к носу. Ей стало весело, и девушка подумала: «Надо дать ему хорошую дозу!»