Вина пили много. Окончив одну бутылку, раскупорили другую, а затем губернатор потребовал третью «для ровного счета». Капитан и штурман отправились после этого выполнять свои обязанности.
Продежурив четыре часа на вахте, штурман снова спустился в каюту и изумился. Губернатор продолжал сидеть за столом, попыхивая трубкой, и перед ним красовались шесть пустых бутылок.
«Ну, — подумал штурман, — хорошо еще, что нам пришлось пить с губернатором Сент-Киттса в то время, как он болен. Упаси Боже, попасть к нему в компанию в то время, как он здоров».
Путешествие «Утренней Звезды» было благополучно, и через три недели она очутилась у устья Британского канала. Больной губернатор с первого же дня начал поправляться и сделался энергично деятелен. Люди, защищающие пользу вина, могли бы сослаться на его пример, ибо он повторял каждый вечер то же самое, что проделал в первый день. Несмотря на это, он вставал рано и уже при первых лучах восходящего солнца выходил на палубу и беседовал с матросами. При этом он страшно интересовался всем, что касалось управления кораблем. Если бы не слепота губернатора, он ни в чем не уступил бы никому на судне. Но и это неудобство было устранено. Капитан приставил к губернатору спасенного им уроженца Новой Англии. Этот рослый моряк водил его по кораблю и садился возле него по вечерам, когда губернатор играл в карты. Без посторонней помощи губернатор не мог бы счесть выигрыша или отличить короля от валета.
Этот Эвансон служил губернатору с удовольствием, и это было вполне естественно. Ведь Эвансон был жертвою негодяя Шаркэ, а губернатор отправил этого Шаркэ на виселицу. Американец с величайшим удовольствием сопровождал губернатора на его прогулках, а по вечерам с величайшим удовольствием стоял за его стулом и подавал ему прикуп.
Губернатор почти всегда выигрывал, и когда «Утренняя Звезда» стала подходить к Англии, в карманах капитана и старшего штурмана оставалось очень немного.
Скоро морякам пришлось узнать, что у сэра Чарльза Эвана преотвратительный характер. Противоречий он не выносил совершенно. При малейшем намеке на противоречие нос его поднимался кверху, а бамбуковая трость начинала свистать по воздуху. Однажды он съездил палкой по голове плотника за то, что тот его случайно толкнул, проходя по палубе.
Кроме того, случилась такая история: матросы были недовольны пищей и ворчали. Капитан опасался бунта. Услышав об этом, губернатор сразу же вспылил. Он воскликнул, что с этими собаками разговаривать нечего, а надо выколотить из них бунтовство палками.
— Дайте мне нож и дубину, — кричал он, — и я расправлюсь как следует с их коноводом!
Насилу, насилу капитан Скарроу отговорил его от его намерения. Он напомнил ему, что на море убийство карается гораздо строже, чем на земле.
В политике губернатор был ярым сторонником Ганноверского дома и клялся, что готов пристрелить на месте всякого якобита.
Не смотря, однако, на всю свою необузданность, сэр Чарльз Эван был приятнейшим человеком. Он отлично умел рассказывать и помнил массу анекдотов. Никогда Скарроу и Морган не проводили времени так приятно.
И вот, наконец, настал последний день путешествия. «Утренняя Звезда» сделала стоянку у Бичи-Хед. Был вечер; судно тихо качалось в недвижном море, в нескольких милях от Винчельса. Вдали виднелись темные очертания Дондженесса. На следующее утро они должны были взять проводника в Форланд, а вечером сэр Чарльз должен был предстать перед королевскими министрами в Вестминстере. На вахте стоял боцман, а три приятеля собрались в последний раз в каюте поиграть в карты. Высокий американец стоял за креслом губернатора и служил ему. На столе было много денег, так как моряки сделали попытку отыграться. Губернатор вдруг бросил карты, взял все деньги и положил их себе в карман.
— Игра моя, — произнес он.
— Ну тише, тише, сэр Чарльз, не так скоро! — воскликнул капитан Скарроу. — Игра еще не сыграна, и мы вовсе не проиграли.
— Молчите, вы, лгун! — произнес губернатор. — Я говорю вам, что я выиграл, а вы проиграли.
И, говоря эти слова, он сорвал с себя парик и очки.
Моряки увидали высокий лоб, плешивую голову и пару пронзительных голубых глаз с красными, как у ищейки, веками.
— Боже мой, да это Шаркэ! — воскликнул штурман.
Моряки вскочили со стульев, но высокий американец вынул из кармана пару пистолетов и направил их на капитана и штурмана. Мнимый губернатор также вынул пистолет из кармана, положил его перед собою на карты и разразился пронзительным, похожим на лошадиное ржанье, смехом.
— Имя мое, джентльмены, капитан Шаркэ, — сказал он, — а это — Нэд Галловей, по прозванию Ревун, квартирмейстер «Счастливого Освобождения». Мы поссорились с нашей сволочью и нас высадили: меня на землю, а его в лодку без весел. Ах, вы, собаки! Жалкие, подлые и трусливые собаки! Наконец-то, мы вас держим в своей власти!
— Вы можете нас застрелить! — крикнул Скарроу, ударяя себя в грудь. — Пусть пройдет моя последняя минута, Шаркэ, но я скажу, что вы кровопийца, и что вас ждут адские мучения.
Пират потер руки и произнес: