Подвиги Геракла

— Безукоризненная работа, мисс, ей-Богу, безукоризненная, — с уважением покачал головой старший инспектор. — Вы здорово нам помогли, ведь этого монстра не так-то просто было обезвредить.

— Ну, что вы! — Видно было, что мисс Кэрнаби смутилась.

— Вы слишком добры ко мне. А я все время боялась сделать промашку, хотя совсем вжилась в роль. Знаете, мне иногда казалось, что я действительно верю в Великого Пастыря.

— Поэтому вам и удалось обвести этого человека вокруг пальца, — произнес Джэпп. — У вас природный актерский дар. До сих пор никому не удавалось поймать на чем-либо этого мерзавца — ведь он всегда был настороже.

— А помните ту ужасную встречу в чайной? — повернулась Эми к Пуаро. — Я, было, растерялась, но решилась на экспромт.

— Это был лучший в мире экспромт! — восхищенно сказал Пуаро. — Я и сам поначалу растерялся, чуть было не подумал, что вы сошли с ума.

— Да ведь я не знала, что делать. Там напротив есть зеркало, и вот я увидела в него, что за соседним столиком сидит Липскомб. Он явно прислушивался к нашему разговору. Я же не знала, случайно он тут или нет, вот и пришлось разыграть небольшую сценку. Я верила, что вы сообразите, что за этим кроется.

— Я все понял, когда заметил Липскомба — он просто сверлил меня глазами. Потом, когда он вышел из чайной, я организовал за ним слежку. Выяснилось, что он из Зеленых Холмов.

— А что было в шприце? Что-нибудь опасное? — спросила Эми.

Пуаро помрачнел.

— Мадемуазель, — тихо сказал он, — доктор Андерсен хладнокровный и изобретательный убийца. Он давно занимается бактериологическими исследованиями в своей лаборатории в Шеффилде. Он выращивает там различные штаммы бацилл. На праздниках паствы он делал людям инъекции гашиша, небольшие дозы, но они вызывали обильные галлюцинации и чрезмерную радость. Потому-то многие и стремились в его секту…

Задумавшись, Пуаро умолк и через минуту продолжал:

— Большинство одиноких женщин завещало свои средства в пользу секты — в знак благодарности. Ну, — а потом они умирали — в собственных домах и на собственных постелях. Попробую рассказать, как это ему удавалось, хотя мои познания в бактериологии весьма скудны. Специалисты говорят, что можно усилить вирулентность любой бактерии.

Скажем, бациллы кишечной палочки вызывают воспаление толстых кишок, даже если человек практически здоров. Можно ввести в организм человека бациллы тифа или пневмококки, и спустя какое-то время человек заболевает сыпным тифом или крупозным воспалением легких. Исход, как правило, летальный. А есть еще такая бацилла, называется туберкулин. Если человек переболел когда-то туберкулезом, она вызывает рецидив болезни. Улавливаете? Человек здоровый от этого не заболеет, а вот у излечившегося от туберкулеза болезнь снова разовьется. Вот и получалось, что паства нашего Пастыря умирала от самых естественных болезней. И никаких подозрений. Помимо этого, я подозреваю, что доктор Андерсен изобрел своего рода катализатор для развития болезнетворных бацилл.

— Да это просто дьявол во плоти! — не удержалась возгласа мисс Кэрнаби.

Пуаро продолжал:

— Помните, я попросил вас сказать доктору Андерсену, что вы когда-то болели туберкулезом? Так вот: в шприце нашего доктора, когда его арестовали, оказались палочки Коха, бациллы туберкулеза. Поскольку вы совершенно здоровы, эти бациллы вам не повредили бы ничуть. Я потому и просил вас, чтобы вы сказали о туберкулезе острой формы — чтобы он не выбрал часом другую бациллу.

— Но хватит ли доказательств для суда над ним?!

— О! — сказал Джэпп. — Хватит с лихвой. Мы ведь еще обнаружили его секретную лабораторию, и там этих болезнетворных штаммов хоть отбавляй.

— Думаю, — печально сказал Пуаро, — что это убийца с большим стажем. Кстати, выяснилось, что из университета его исключили за садизм, а историю с матерью-еврейкой он выдумал, чтобы вызывать к себе сочувствие.

Эми Кэрнаби вздохнула.

— Что такое? — встрепенулся Эркюль Пуаро.

— Да вот, вспомнила я о своих снах — тогда, во время первого праздника на Зеленых Холмах. Поверьте, я вправду видела, что переделала весь мир — и нет больше голода, войн, болезней.

— Мадемуазель, — галантно склонил голову Пуаро, — это был самый лучший на свете сон.

Пояс Ипполиты

1

Отнюдь не претендуя на оригинальность, Эркюль Пуаро любит повторять, что все в мире взаимосвязано. И обычно добавляет, что лучше всего это видно на примере кражи картины Рубенса[56].

Вообще-то к живописи Рубенса он всегда был довольно равнодушен, да и обстоятельства кражи были самыми что ни на есть тривиальными. За дело он взялся ради своего друга Александра Симеона, а также по каким-то своим особым соображениям, которые касались одного доблестного древнегреческого героя.