Подвиг

Кое-гдѣ, тамъ, гдѣ среди погибшихъ не было родственниковъ, даже злорадствовали. «Сунулись со своимъ Русскимъ суконнымъ рыломъ какiе-то таинственные Холливуды основывать. На островахъ Галапагосъ! Куда ихъ понесло! Не могли точно устроить студiю хотя бы въ томъ же Медонѣ? Если въ сильный вѣтеръ Сену снимать и горизонтъ ловко поставить — не хуже океанской волны выйдетъ. Зря какую уймищу денегъ ухлопали … Вотъ на такiя затѣи, на театры, оперы, на памятники балеринамъ деньги всегда найдутся, а дать заслуженнымъ старикамъ пенсiю, поддержать стипендiями молодежь, помочь безработнымъ, или инвалидамъ, на это денегъ никогда не найдешь …»

Грусть и отчаянiе лишь постепенно овладѣвали Ольгою Сергѣевной и она только черезъ нѣсколько дней ощутила, осознала и поняла, что такое — неутѣшное горе.

XV

Ольга Сергѣевна пришла въ воскресенье въ церковь рано, когда въ ней никого прихожанъ не было. Сторожъ, старикъ, «бывшiй» генералъ только что открылъ двери и медленно, шаркая слабыми ногами, ходилъ по церкви, стиралъ пыль и зажигалъ лампадки.

Посерединѣ на сколоченномъ изъ досокъ широкомъ налоѣ, покрытомъ чистымъ полотенцемъ, былъ поставленъ небольшой образъ Казанской Божiей Матери … Говорили: — чудотворный образъ. Его привезли вчера ко всенощной. Образъ былъ убранъ пучками нѣжныхъ бѣлыхъ нарциссовъ. На нихъ были положены кисти розовыхъ маленькихъ вьющихся розочекъ. Несказанно нѣженъ, красивъ и дѣвственно чистъ былъ отъ этихъ цвѣтовъ уборъ «Невѣсты Неневѣстной».

Ольга Сергѣевна подошла къ образу и опустилась на колѣни. Еще не склоняя головы, она оглянула церковь. Ей часто раньше представлялось, что это не настоящая церковь. Сейчасъ она поняла, что именно въ этой простотѣ нищенски бѣдно убраннаго храма съ простымъ холщевымъ иконостасомъ, съ печатанными на бумагѣ образами и есть свидѣтельство, что здѣсь незримо присутствуетъ Господь. Именно это и есть настоящая церковь. Она создана не тщеславiемъ людскимъ, не отъ избытка и изобилiя, а отъ нищеты. Это лепта вдовицы, такъ благосклонно принятая Христомъ. Ее созидала глубокая вѣра. На нее давали, отказывая себѣ въ необходимомъ, украшать ее приходили люди, валившiеся съ ногъ отъ усталости послѣ дня, проведеннаго въ тяжкой, непосильной и непривычной работѣ.

Ольга Сергѣевна умилилась. Она нагнулась въ земномъ поклонѣ передъ Матерью Бога и поняла, что Богъ ее услышитъ. Она хотѣла молиться, но почувствовала, что не можетъ молиться, не покаявшись. Она такъ была виновата передъ мужемъ и сыномъ.

«Онъ правъ … Онъ, а не я … И отступленiя «по стратегическимъ соображенiямъ» … А, если и точно такъ надо было? Нельзя было иначе? Почему онъ виноватъ, когда всѣ такъ дѣлали. Такъ было надо …. Такъ было отъ Бога … Прости меня, Боже, Святая Матерь, попроси у Господа, Сына Твоего, мнѣ прощенiе. И прiятiе революцiи … Какъ же онъ могъ не прiять ее, когда всѣ, и самъ Государь ее приняли? … Я … Я была не права. Господи прости меня. Георгiй, ты слышишь, прости меня… И теперь эти ихъ полковыя объединенiя, полковой музей, собранiя, — это служенiе Родинѣ, а я только о себѣ и думала. Они себя забывали. Они отъ своего малаго личнаго отдавали идеѣ … Они подлинно были герои. Господи, прости меня. Георгiй, ты слышишь, Георгiй, я… я была не права … Прости меня, Георгiй».

Она прижалась лбомъ къ полу, гдѣ лежалъ маленькiй дешевый коврикъ и долго не разгибала спину. Она чувствовала боль въ поясницѣ. Эта боль ее радовала. Она приподняла голову, перекрестилась и подумала: — «и то, что Шура сталъ Мишелемъ Строговымъ, развѣ онъ виноватъ? Я не должна была его оставлять и, когда онъ вернулся, я должна была влiять на него … Я съ нимъ даже мало разговаривала. Все некогда …. Все устала … Раздражалъ онъ меня и не могла я съ нимъ спорить …. Шура, прости меня» …

Она, не поднимая головы, ощутила, какъ подлѣ нея кто-то тихо опустился на колѣни. И она знала, что это была Лидiя Петровна. Она сквозь бѣгущiя мысли и молитвы слышала движенiе въ храмѣ. Должно быть свщенникъ прошелъ въ алтарь, чтецъ на клиросѣ шелестѣлъ листами книгъ. Запахъ ладана сталъ заглушать благоуханiе нарциссовъ. Раздували въ алтарѣ кадило.

Ольга Сергѣевна, не вставая съ колѣнъ, выпрямилась. Большими, покрытыми слезною пленкой глазами она смотрѣла, какъ подлѣ нея Парчевская убирала принесенными свѣжими, и все бѣлыми, нарциссами образъ. Сзади Парчевской протянулась тоненькая худая ручка, и Ольга Сергѣевна по ней узнала — Анеля принесла пучекъ розъ. Было въ этомъ украшенiи цвѣтами образа что-то такое трогательное, красивое, удивительно милое и полное такой чистой вѣры, что Ольга Сергѣевна съ трудомъ удержала рыданiе.

Когда служба кончилась, Парчевская и Ферфаксова, подошли къ Ольгѣ Сергѣевнѣ. Онѣ предлагали отслужить общую панихиду. Хотя общество и обязалось въ случаѣ несчастiя платить пенсiю, но могло ли общество предвидѣть, что всѣ погибнутъ? У нихъ не было письменнаго контракта и какъ и гдѣ искать съ общества, о которомъ онѣ ничего не знали. Будущее было неизвѣстно и нужно было быть экономными.