Молодому офицеру досталась первая вахта. Первая на корабле и первая в его лейтенантской жизни. Леонид Рыбаков недавно из училища. Он только что прибыл на Север. Окончив учебу с отличием, Рыбаков имел право выбрать для прохождения службы любой флот, но решил начать свой морской путь на самом молодом - на Северном.
- Так завещал мне отец, - заявил училищной комиссии Леонид Рыбаков.
Родился он в Сормове в семье потомственных капитанов-волгарей. Отец Рыбакова в годы гражданской войны был командиром вооруженного парохода «Ольга», входившего в состав Волжской военной флотилии, и участвовал в боях против колчаковских банд. В двадцатых годах отцу Рыбакова довелось вместе с другими красными военными моряками прокладывать первые пути в ледовые просторы Карского и Баренцева морей. И то, что не успел сделать отец, осталось в наследство сыну.
Леонид Рыбаков был верен заветам отца. В 1936 году по комсомольской путевке молодой токарь завода «Красное Сормово» ушел добровольцем на флот и стал курсантом Военно-морского Краснознаменного училища имени М. В. Фрунзе.
Незаметно прошли годы учебы. Влюбленный в море, Рыбаков весь отдался флотской службе. Грезил походами, мечтал о далеких плаваниях.
И вот он на мостике боевого корабля.
Слева, над самым берегом, вспыхнули белые дымки разрывов зенитных снарядов. Они хорошо видны на подсиненной парусине неба. Стрельбы не слышно. Батарея находится где-то за сопками. Ее залпы заглушает шум корабельных машин.
- Это над аэродромом, - рассуждает про себя Рыбаков, наводя бинокль в сторону порябевшего небосклона. - Опять, наверное, разведчик.
- Усилить наблюдение! - приказывает он вахтенному сигнальщику.
А в это время в каюте командира Шестаков и Стрельник обмениваются первыми впечатлениями о походе.
- Ну что ж, как говорят, лиха беда начало, - весело говорит комиссар.
- Да, первые мили пройдены, - оживленно вторит ему командир. - Люди наши мне нравятся. Крепкие парни, знающие.
- Да, такие не подведут, - соглашается Стрельник и озабоченно предлагает:
- Я думаю, Лев Александрович, партийно-комсомольское собрание надо провести поскорее. Что, если послезавтра?
- Послезавтра, говоришь? - командир задумался. - Принимаем боезапас... Полную норму. Боюсь, не управимся. Может, завтра?
- Что ж, еще лучше. Собрание проведем минут за двадцать, по-боевому. - Стрельник встал, но каюта была слишком мала, и он снова сел на диван.
Сквозь открытый иллюминатор донесся нарастающий гул самолетов.
- Юнкерсы! - Шестаков первым бросился к выходу.
Когда командир и комиссар выскочили на верхнюю палубу, пулеметчики уже вели огонь по самолету, внезапно появившемуся из-за скал.
- Правее! Правее! - кричал лейтенант Рыбаков, не отрывая глаз от бинокля. - Еще правее! - и он поспешил на левое крыло мостика к пулеметчикам. Но было уже поздно. Промчавшись почти над самыми мачтами, самолет скрылся за многогорбыми сопками. С «Тумана» он наблюдался всего лишь несколько секунд.
- Эх, упустили фашиста! - сказал, обращаясь к пулеметчикам, Рыбаков. - А как низко шел, - и он огорченно махнул рукой.
Артиллеристы «Тумана» даже не успели открыть огонь. На кормовом орудии снаряд так и остался в руках у заряжающего Тимофея Мироненко. Досылать его в ствол было уже поздно. Цель скрылась.
- Разве так подают снаряды! - выговаривал командир кормового орудия старшина 2-й статьи Дмитрий Егунов подносчику Петру Ефанову. Его светло-серые глаза блестели холодной сталью. - Тут, Ефанов, некогда прохлаждаться, каждая секунда на вес золота. Быстрота и разворотливость! Одна нога здесь, другая - там. Вот так! - И старшина, ловко схватив из ящика снаряд, быстро подбежал к пушке. - Заряжай! - крикнул он и снова обратился к Ефанову: - А ты? Будто не завтракал сегодня. Медленнее черепахи двигаешься. Так воевать нельзя!
К артиллеристам подошел комиссар Стрельник.
- Правильно, Егунов, так воевать нельзя. Фашисты ждать не будут, пока мы в них стрелять соберемся. Скорость самолета вон какая. Опоздать на секунду - значит упустить врага. А он за это время по кораблю бомбами ударит.
- Уж очень мала она, эта самая секунда, товарищ комиссар, - сказал Мироненко, щурясь от яркого солнечного света. - Никак ее и не поймаешь. Моргнул глазом - вот тебе и секунда!
Заряжающий говорил тихо, не спеша, мешая русские слова с украинскими. Стараясь, чтобы его лучше поняли, сопровождал свою речь жестикуляцией. Руки у него были подвижные, как у дирижера.
- Это верно, Мироненко, - улыбнулся комиссар. - Давайте посчитаем, займемся немного бухгалтерией.
Матросы недоуменно переглянулись. Но старшина Егунов, видимо, догадался, о чем пойдет речь. Его румяное лицо расплылось в широкой улыбке.
- Какова средняя скорость современных самолетов? Ну, вот хотя бы того, что сейчас пролетел? - начал комиссар.
- Около шестисот километров, - ответил раньше других старшина Егунов.
- Значит, шестьсот километров в час? - повторил Стрельник. - А если перевести в минуты?.. Ну, кто быстрее подсчитает?
- Десять километров в минуту! - выкрикнули одновременно несколько голосов.
- А в секунду?
Наступило короткое молчание.