Подвиг.т.6, 1985 г.

Имре и его спутник подъехали между тем к бревенчатой, украшенной затейливой резьбой лесной сторожке. Домик имел ухоженный и приветливый вид, три ступеньки вели на небольшую терраску, на которой сейчас и стоял Иштван Додек.

Коротко стриженная голова его была совсем седа, взгляд когда-то голубых глаз потух, лицо бороздили глубокие морщины, оно было печальным. Хотя Додеку не было и шестидесяти, он казался глубоким стариком.

— Как дела, Пишта? — бодрым тоном загремел Рона. — А почему Цезарь нас не приветствует как всегда?

Старик грустно покачал головой и только после дружеских объятий сказал тихо:

— Цезарь теперь уже никого не приветствует. Почувствовал, видно, что через две недели я ухожу на пенсию и переселяюсь в деревню. Вот и не захотел перебираться на новое место. Покинул меня навсегда,

— Неужто сбежал? — удивился Имре.

— Нет, на предательство он был не способен. Цезарь был собакой, а не человеком. — Помолчав немного, Додек сказал: — На прошлой неделе он умер. — В глазах старика отразилась боль. Имре сочувственно посмотрел на друга.

— Не печалься, старина, дело поправимое. — Голос директора прозвучал неестественно бодро. — Добуду я тебе другого щенка.

— Не надо. Такого пса, каким был Цезарь, мне никогда уже не иметь. Да и домик мой в селе уже готов, надо перебираться. В селе не в лесу, к чему там собака? — Додек постарался переменить тон разговора. — Ну, не будем! Присаживайтесь вон туда. — Он указал на пару табуреток возле покрытого пестрой скатертью стола в углу террасы. — Сейчас я принесу что-нибудь перекусить.

Старик ушел в дом. Имре и Рона молча переглянулись, затем подполковник сел на указанное ему место, а Имре прошел в другой конец террасы, где сиротливо стояла на маленьком столике пишущая машинка.

— Он не работает, — сказал Имре. — В машинке все та же страница, что и в прошлый мой приезд.

— Быть может, смерть собаки выбила его из колеи? Ничего, ты его встряхнешь, тебя он всегда слушался.

Додек вернулся. Он принес хлеба и мяса.

— О, дичинка! Неужто дикий кабан? — обрадовался Имре.

Старик лукаво подмигнул:

— На блюде он не такой уж дикий.

— Я вижу, ты тут совсем обленился, — с добродушным укором заметил Имре, принимаясь за еду. — За целую неделю ни строчки. А что скажут наши товарищи из Института истории рабочего движения? Ведь они постарались обеспечить для твоих воспоминаний не только типографию, но и место на книжной полке!

— Не беда, обойдется пока эта полка без моей персоны. — Забывшись, Додек поднял правую руку чуть выше пояса, лицо его сморщилось от боли. — Вот, дальше не поднимается. Печатать не могу, одно мучение.

— Вот что, Додек: я достану тебе путевку в санаторий. Поедешь на горячие ключи, в Хёвиз, — сказал Рона.

Додек отмахнулся и налил подполковнику вина. Имре попросил стакан воды — за рулем.

— За ваше здоровье, друзья! — Старик поднял бокал.

— За твое!

Тем временем Каррини пробирался сквозь заросли, возвращаясь назад, к своему «фиату». Он был доволен: ему удалось сделать много снимков всей троицы.

— Становится прохладно, — сказал Додек. — Лучше перейти в дом.

Общими силами убрали со стола. Имре вручил старику пригласительный билет, отпечатанный на атласном картоне. Додек нацепил очки.

— Вот так новость! Значит, девочка выходит замуж?

— Получается так, — отозвался Имре. — Теперь я тоже останусь в одиночестве. Ты мог бы дать мне несколько полезных советов о том, что делать человеку в таком положении.

— Охотно. Уж в этой-то науке я профессор, — горько усмехнувшись, сказал Додек.

Пользуясь случаем, капитан Иштван Кути посвящал в свои литературные замыслы собственного начальника — Балинта Рону:

— На днях я имел разговор с одним знакомым журналистом, я показал ему свой старый роман и два коротких рассказа. По его мнению, у меня хорошо получаются диалоги. Говорит, у меня определенно есть талант, надо писать для театра!

Рона согласно кивал, сохраняя при этом серьезное выражение лица и исподлобья поглядывая на долговязого темноволосого парня, всегда очень живого, а порой мечтательного. Он был его воспитанником, этот Кути, и к тому же любимым.

Тот самый «старый роман», о котором упомянул Кути, девять лет назад послужил поводом для их знакомства. Кути работал техником по приборам, но его одолевали литературные амбиции, он накропал длиннейшую детективную повесть, а издательство прислало ее Роне на рецензию как специалисту-контрразведчику.

По сей день Рона не мог без улыбки вспоминать о том, сколь плоха была эта повесть. Зато при встрече с Кути — автором постепенно выяснилось, что этот длинный, странноватый на вид парень обладает массой человеческих достоинств. Рона не ошибся — такого же мнения были и товарищи на заводе, где в то время работал Кути.

«Что касается литературной стороны, мне судить трудно, тут я не специалист, — сказал он незадачливому автору, — а вот работу контрразведки, я думаю, следовало бы знать получше».

«Вы абсолютно правы, товарищ подполковник, — беспрекословно согласился молодой человек. — Особенно я почувствовал это в том месте, помните, когда целую банду шпионов забрасывают к нам на парашютах, а они...»