Подвиг (Приложение к журналу "Сельская молодежь"), т.6, 1985 г.

Рона не дал ему закончить.

«Да, да, припоминаю. Скажите, а у вас нет желания попрактиковаться немного в этой области, приобрести, так сказать, личный опыт? — Рона не любил игры в прятки и прямо перешел к делу. — Ну а в свободное время вы могли бы продолжать совершенствовать свое литературное дарование, кое-что почитать и так далее».

Такое предложение воодушевило и обрадовало Кути.

Он учился и работал как одержимый. Сначала курсы, затем специальная школа и, главное, практика под непосредственным началом Балинта Роны за несколько лет сделали из «начинающего писателя» опытного и толкового офицера-контрразведчика. Звание капитана ему было присвоено досрочно.

Вторым ближайшим помощником подполковника был старший лейтенант Золтан Салан, совсем еще молодой, но ловкий, находчивый и неутомимый работник.

— Конечно, я все понимаю, — вернул Рону из области воспоминаний голос Кути. — Для того чтобы писать драмы, человеку нужно обладать не только талантом, но и знаниями законов драматургии. Вот я и решил изучить для начала всего Шекспира, потом Мольера, за ним Бертольта Брехта, а уж в конце взяться за наших венгерских классиков, от Катоны до Ласло Немета включительно.

— Превосходно. Только в промежутках не забывай почитывать вновь принятый уголовный кодекс, указы и служебные инструкции, — самым безобидным и мирным тоном посоветовал Рона и с серьезной миной пояснил свою мысль: — Это чтобы у тебя, как писателя, всегда была живая связь с действительностью, не так ли? Кстати, если у тебя нет сейчас ничего срочного по службе или сверхсрочного по литературным делам, не поехал ли бы ты со мной во Дворец бракосочетаний? Дело в том, что сегодня дочь моего старого друга Белы Имре, ты его знаешь, выходит замуж.

Молодые супруги подошли к столу и по очереди поставили свои подписи в книге регистрации брака.

Молодой человек был одет в смокинг, невеста — в длинное белое платье. Ее головку украшала такая же белая шляпа с ажурными полями. В руках она держала подобающий торжественному случаю букетик вербены.

Муж и жена поцеловались, и, пока представительница мэрии приглашала в зал гостей, прибывших для поздравления молодых, виновница торжества поискала взглядом отца.

Бела Имре сидел в первом ряду. «Только не расчувствуйся, папочка!» — прочел он в ласковом взгляде дочери. Имре послал ей ответный взгляд: «Не беспокойся, все будет в порядке!» Отец не мог отвести глаз от разрумянившейся, чуть смущенной, полной счастья новобрачной.

Додек, Рона и Кути расположились во втором ряду, за спиной Имре. Рядом с ними сидела и Тереза Кипчеш.

Капитан Кути почти не следил за церемонией. Все его внимание было приковано к секретарше Белы Имре, которую он видел впервые.

Тереза, разумеется, заметила это необычное внимание со стороны долговязого молодого человека. Уголки ее губ подрагивали от внутреннего смеха, но она должна была себе признаться, что это откровенное любопытство ей отнюдь не неприятно.

Профессиональные фотографы и их коллеги — любители трудились вокруг новобрачных в поте лица. Среди них был и Каррини. Он снимал всех подряд, но главным образом тех, кто дольше и горячее обнимал молодых, справедливо полагая, что это либо родственники, либо старинные друзья дома.

Итальянцем никто не интересовался.

Была, однако, минута, когда у него екнуло сердце: ай, ай, неужели провал? Имре встал подле дочери, итальянец оказался напротив, и его блиц тотчас вспыхнул. Но для повторного снимка не оказалось времени — Имре поднял руку и заслонил ладонью лицо.

— Прошу вас, уйдите, оставьте это! — сказал он фотографу довольно резко.

Каррини испугался. Повернувшись спиной, он поспешил к выходу, у него лишь хватило смелости тайком оглянуться, не идет ли кто-нибудь за ним.

Нет, никто его не преследовал. Гости были поглощены новобрачными или оживленно беседовали.

Тогда он, подождав немного, незаметно вернулся в зал.

Имре разговаривал с родителями зятя, а сам старался отогнать одно полузабытое воспоминание, почему-то всплывшее именно сейчас.

В сорок шестом году, когда он в сопровождении двух конвоиров с автоматами шел по коридору в зал суда, вот так же внезапно перед ним возник какой-то фоторепортер и точно так же в упор ослепил его блицем. А потом, уже в зале суда, когда он сидел на скамье подсудимых с теми же стражами по бокам, это повторилось — тот же фотограф вынырнул из рядов и еще раз сфотографировал его. Камера скрывала лицо фотографа, и по сей день Имре так и не знал, кто это был. Ни в одной венгерской газете он не встречал этих своих фотографий, хотя внимательнейшим образом просмотрел все до одной.

К новобрачным подошел Додек. Нора с радостью обняла старика.

— Дядюшка Пишта! Я так рада, что вы здесь.

— Ты прекрасна, дочка! Желаю тебе счастья.

— Вы будете первым, кто станет качать моего малыша. И если это будет мальчик, мы назовем его обязательно в вашу честь Иштваном.

— Спасибо, Нора. — Старик не на шутку растрогался. Потом он повернулся к молодому мужу.

— А это мой супруг, — шаловливо сказала Нора.

— Добрый молодец! — Старик с чувством пожал ему руку.