Подвиг (Приложение к журналу "Сельская молодежь"), т.6, 1985 г.

Он оставил щипцы в камине и взял с пола последнюю папку. Надпись готическим шрифтом на белой обложке гласила: «Лаборатория д-ра Людвига Крауса. Опыт с сывороткой Е-15». В ней находился десяток исписанных страниц, скрепленных металлическим зажимом, который мог вобрать еще сотню таких же листков. Совсем тоненькая по сравнению с теми, что уже обратились в пепел в огне камина, она казалась невзрачной и жалкой, как брошюрка, затесавшаяся между томов энциклопедии. Каждая папка под своей обложкой содержала сотни страниц, скрупулезно заполненных на пишущей машинке, а эта, в белой обложке, начала заполняться только в лаборатории вивисекции. У Крауса были причины расстраиваться при виде растущего количества пепла. Но в эту минуту все его существо было устремлено к белой папке. Именно она и ее судьба вызывали у него настоящее отчаяние.

Он держал эту тонкую папку на коленях, тупо разглядывая крупные черные буквы на обложке. Медленно переводил взгляд с одной буквы на другую, перечитывал заголовок бог знает в который раз, словно постигая буквы неизвестного алфавита. Сидящее глубоко внутри какое-то неясное чувство, мешавшееся с болью и тяжестью, от которой даже замирало сердце, удерживало его от намерения раскрыть папку и еще раз перелистать вложенные в нее страницы. И хотя с самого начала, как только он разжег камин и бросил в него первый листок, он чувствовал как бы веление души, неумолимо тянувшее его в огонь ненавистного камина, который почему-то все больше напоминал пасть печи крематория, пальцы его никак не могли разжаться и выпустить последнюю папку. Он беспомощно смотрел на них. Казалось, руки живут сами по себе. Мозг сверлила мысль: «Если ты откроешь эту папку, сможешь ли ты бросить ее в огонь?» Он нашел в себе силы сжечь другие папки. Но они лишь отчасти носили печать его личности. Все, что было заключено в них, находилось под сенью имени доктора Менгеле, которому была подчинена и лаборатория до тех пор, пока не окрепла его дружба с гаулейтером Цирайсом. Однажды он доверился ему, что без ведома доктора Менгеле приготовил новую сыворотку, и попросил замолвить словечко перед рейхсфюрером СС Гиммлером. Цирайс оказал содействие в получении самых широких полномочий для самостоятельной экспериментальной работы по вивисекции. Однако, увы, слишком поздно! Конец пришел почти в самом начале. Вынужденный спешно покинуть свою лабораторию, он теперь мог лишь проклинать судьбу и поносить доктора Менгеле за то, что тот годами мешал ему предстать перед фюрером с собственными открытиями. Злился он и на бога, который, оставив Германию и Адольфа Гитлера, поступил особенно несправедливо с ним. Перебирая в памяти все эти события, Краус наконец понял, что заставляет его пальцы сжимать папку и вместе с тем ощущать душевный трепет, увлекающий его в огонь камина.

Скрюченные пальцы сделали свое, прежде чем он додумал мысль, которую хотелось высказать вслух: «Это мое, доктор Менгеле! Только мое!» Белая папка распахнулась, и взгляд упал на первую страницу. Листок, прикрытый прозрачной бумагой, отличался от прочих качеством бумаги и важностью того, что на нем было написано. Это был документ, подписанный Гитлером, которым ему, доктору Людвигу Краусу, шефу специального медицинского учреждения в концентрационном лагере М., разрешалось применение сыворотки Е-15 и предписывалось лагерным властям предоставлять для этого эксперимента неограниченное число заключенных.

Он недолго разглядывал этот листок. Что-то сжало горло, а пальцы опять, словно сами собой, стали торопливо перелистывать страницы: формулы, за которыми скрывался состав сыворотки; выбор типов заключенных для опыта; их группа крови, подробные лабораторные анализы и рентгеновские снимки; национальность, социальная и политическая принадлежность; срок пребывания в заключении и лагерные номера; питание перед началом опыта и во время его проведения. И наконец — последняя страница. Здесь, под датой — 20 апреля 1945 года, — его рукой было приписано: «Во славу фюрера. В честь дня рождения Адольфа Гитлера». Это был день начала опытов. День, когда они прервались, не был обозначен.

Ему трудно было смотреть на эту страницу. Закрыв глаза и крепко сжав зубы, словно сдерживая стон, он захлопнул папку, судорожно прижал к себе и резко отвернулся от камина.

— Майн готт, это выше моих сил... — сказал он.

Входная дверь распахнулась стремительно и с шумом. Словно принесенный ветром, появился Шмидт. Оставив дверь настежь открытой, дошел до середины комнаты. Нервозно, с выражением ярости, словно ища что-то в комнате, в которой оказался впервые, огляделся. Увидев Крауса, сидевшего возле потухшего камина и таращившего глаза в стену, увешанную охотничьими трофеями, остановился за его спиной и процедил сквозь зубы: