Подвиг пермских чекистов

Словно забыв, о чем шел разговор, Шляпников разложил перед собой карту Украины и требовательно спросил, в каких районах за эти два года побывал задержанный. Последовал ответ: почти всюду, а точнее — везде, кроме двух самых восточных ее районов, расположенных рядом.

Приказав увести задержанного, Шляпников немедленно послал запросы в эти два района: дескать, не числится ли в списках вражеских пособников гражданин Будакин. Подумав, написал еще один запрос, теперь в тот район, где, по словам Будакина, он проживал до войны.

Ответы пришли довольно скоро. Два из них были совсем одинаковые: нет, в указанном районе Будакин среди фашистских пособников не числится. А вот в третьем ответе была маленькая зацепочка: «Указанное лицо исчезло из деревни еще до прихода фашистов. Оно значится в числе дезертиров».

Казалось бы, опирайся на последние данные, оформляй дело и передавай его куда положено. Но Шляпников вызвал своего заместителя и приказал уже завтра на рассвете выехать с задержанным в те районы, откуда пришли отрицательные ответы; и обязательно сделать так, чтобы местное население увидело задержанного.

Как потом рассказывал заместитель, чуть ли не в первой же деревне одна из пожилых женщин, стоявших у колодца, вдруг схватила палку, валявшуюся на земле, и бросилась к задержанному, завопив:

— Бабы! Вот он, Карась проклятый!

С этого эпизода и началось полное разоблачение ярого пособника фашистов. Припертый к стенке многими свидетельскими показаниями, он сначала был вынужден сознаться в том, что в недавнем прошлом творил наравне с фашистами. Но чекисту Шляпникову этого теперь было мало: он хотел знать все, и с самого начала. И оказалось, что этот тип, в довоенное время известный согражданам как Будакин, на самом деле был сыном купца второй гильдии Николаенко, расстрелянного за активное участие в антоновском мятеже: столько невинной людской крови было на руках расстрелянного предателя.

И вот долгие годы он жил в Витебске, занимая скромную должность счетовода в одной из маленьких контор. За порогом ее зубами скрежетал от жгучей ненависти ко всему советскому.

В сороковом году переехал в эти края. Вернее, не просто переехал, а убежал от жены. Появилось подозрение, что она кое-что узнала. От кого узнала? Да он сам имеет дурную привычку разговаривать во сне.

Когда фашистская Германия напала на нашу страну, он от радости чуть не заплакал и при первой возможности сам явился в фашистскую комендатуру, заявил: «Вот он я, Григорий Афанасьевич Карась. Готов верой и правдой служить новому порядку. Что прикажете, то и буду делать».

Почему присвоил себе чужую фамилию? Так ведь хотя у германа и была силища, хотя он и пер оголтело, но в душе все же таились сомнения в его победе. Так сказать, для страховочки под чужой фамилией укрылся.

Вроде бы складно рассказывал, а у Шляпникова новые сомнения: плохо верилось, чтобы гитлеровцы приблизили к себе человека, не собрав о нем точных сведений.

И снова допросы. До той поры, пока не последовало признание: «Под своей фамилией я пришел к фашистам». Сделал Николаенко-Будакин-Карась это признание — немедленно возник новый вопрос:

— Почему же народу вы известны как Карась?

Первый ответ явно был рассчитан на простачка:

— Они всем велели так делать.

Тут же последовало спокойное возражение:

— Сами прекрасно знаете, что лжете.

Не глядя в свои записи, Шляпников назвал почти два десятка фамилий вражеских пособников. Не выдуманных, а подлинных.

Долгое упрямое молчание, ссылки на незнание причины. Но терпение и умение всегда побеждают в подобных поединках, и вот уже звучит невнятно:

— Они сами так сделали, а зачем — не ведаю.

Не стану описывать все перипетии борьбы чекиста Шляпникова с этим вражеским пособником, имевшим три фамилии, скажу самое главное: Николаенко-Будакин-Карась не только зверствовал во время гитлеровской оккупации, он прошел еще и специальную школу и был оставлен для шпионской деятельности. Причем его хозяева не верили, что он благополучно минует все чекистские кордоны, поэтому и велели ему самому явиться с повинной, сознаться в дезертирстве и воровстве. Дескать, будут тебя судить, отправят в тюрьму — и только. Зато, когда со временем легализуешься, пустишь корни, придет наш человек; будешь ему беспрекословно подчиняться — заживешь в достатке и на старость кое-что скопишь; за малейшее неповиновение — смерть.

Поздней ночью Шляпников закончил оформление документов на задержанного, приказал на рассвете отправить его в «Смерш» своего корпуса и... остался за своим рабочим столом. Он писал письмо незнакомым чекистам одного из уральских городов, что его подчиненный товарищ Тягнирядно в настоящее время находится в госпитале на излечении, поэтому оказывать материальную помощь своей семье не сможет. Просьба помочь жене чекиста добраться до станции Лозовая, где проживают ее родственники.