Подвиг Антиоха Кантемира

— Доложил государю приятель его, тульский купец Никита Демидов, будто действительный статский советник Татищев по делам, требующим его решения, берет взятки. Петр Алексеевич разгневался, призвал Татищева и спросил, правду ли объявляет о нем Демидов? "Правду, государь, — отвечает Татищев, — я беру, но при том ни перед богом, ни перед вашим величеством не погрешаю". — "Как так?" — изумился государь. "Мздоимство есть грех, — говорит Татищев, — а мзда за труды не есть грех. О том и в писании объясняется. Ежели судья против закона сделал, повинен будет наказанию, а ежели за это и мзду получил, то сугубому. Но когда судья по закону и порядочно сделает и от оправданного из благодарности что возьмет — никак не может быть осужден. Он трудится безо времени, сомнительное дело поглубже исследует, и как тут челобитчику судью не поторопить подарком?" Государь ответ не признал. "Хотя это и правда, — говорит, — и для совестливых судей подарки невинны, однако позволить сего никак невозможно. Есть и бессовестные судьи, которые под видом доброхотства будут вымогать деньги у просителей". Помнишь такую правду, Василий Никитич?

— Что ж тут особенного? — пожал плечами Татищев. — Государь так думать изволил, я — по-иному и с ним не согласился. Деньги вымогать нельзя, а подарок — вещь невинная.

Феофан внимательно посмотрел на говорившего.

— Каждое дело судья обязан исследовать глубоко, — сказал он, — времени и труда не жалея. На то и присягу давал государю. А подарок или взятку принес проситель судье, различить никто не сумеет, даже если в увеличительное стекло рассматривать станет.

Услышав, что говорят о стекле, Маркович поднял голову от тарелки и вмешался в беседу:

— Есть книга, я купил, Антония Левенгука, голландца, который разные стекла в трубку собрал, и они увеличивают все, чего не усмотришь в натуре. Этот Левенгук что в свою трубку увидел, то в книге описал. Например, кожа на руке ровная, а в называемом микроскопе она покрыта луской чешуйками, шелухой. Между зубами у нас бывает белая материя. Левенгук смотрел в микроскоп и увидел в ней животных безмерно малой фигуры, но долговатеньких таки. Вьются и кружатся, а иные будто плывут неспешно. И все от капли уксуса помирают.

— Такую машину покойный государь Петр Алексеевич в бытность свою в Англии видел. — Татищев охотно переменил тему. — Говори дальше.

— Я скажу, что материя, какая нашу кровь красною учиняет, составляется из кружков. Наверное, потому и самая даже малая часть крови — капля — всегда круглой бывает. У рыб же и птиц та самая материя, что у человека, но больше из плоскостей овальной фигуры составлена.

— Ишь ты, — сказал Татищев. — Я об этом читал. А у архиерея новгородского, поди, и свой микроскоп имеется.

— Как в воду глядеть изволишь, Василий Никитич, — ответил Феофан. — У меня микроскопы есть, и животных малой фигуры я не раз видывал, удивляясь разумной божественной воле.

— Ты видывал, я читывал, — подхватил Татищев, — а другой, третий, сотый у нас ни о чем не слыхивали. И такое невежество дает хитрым людям причину свой доход иметь. Помню, еще война со шведами шла, узнал я в Лубнах, что баба приговорена к смерти за чародейство. Сама с пытки призналась, что умеет в сороку превращаться. Может ли такое быть? Фельдмаршал граф Шереметев разрешил мне ту бабу повидать. Прошу отвечать правду — для науки узнать надобно, — летает ли она? "Да, — говорит, — очень свободно сорокой летаю". — "Хорошо, — говорю, — оставим сороку, сделай для меня что попроще. Вот я нитку натяну, прикажи порваться. Или окно открою — вели воробью влететь".

— И влетел воробей? — спросил Маркович.

— Не стала приказывать, хоть я ей свободу и награждение посулил.

— И куда же эту бабу отправили?

— Разговорились, однако, мы с ней. Дура, а не без расчету. Она людей травами лечила и, чтобы веры было больше, притворялась, будто волшебство знает. И ведь смерть готовилась принять, а на своей выдумке стояла, чтобы веру у людей в силу врачевателей не убить. Доложил я фельдмаршалу — ее в монастырь сослали.

— Но то же можно слышать от латынщиков наших, — сказал Маркович. — В голове у такого найдется едва несколько отрывков каких-нибудь творений, но воображает, что готов ответить на всякий вопрос. Болтает вздор, а есть люди, что завидуют его просвещению.

— Не только попы — и в высоких чинах таких ненаученных без труда сыщем, — подхватил Феофан. — К примеру, архиепископ ростовский Георгий Дашков по природной своей тупости света учений достичь не мог. Однако в училищах он бывал и тем хвалится бесстыдно. Оттого может у простых людей получить мнение о себе, как о великом мудреце, и невежды удивятся рассказам его. Георгий ученых людей ненавидит, зато к лошадям страстен, полтораста конюхов содержит на архиерейском дворе.