Над крышами беспрерывно двигался воздух. Город казался мирным, непонятно весенним, спокойным. Быть может, другой человек на месте Аратоки заметил бы в этом спокойствии странные черты. На перекрестках ходили одинаково одетые, бесцветные люди, вглядываясь внимательно п прохожих через очки. Их резиновые серые плащи развевались по ветру.
На мотоциклете с дымом и треском проскочил связист.
Издали казалось, что стены заляпаны краской. Вблизи видны были на трех языках объявления. Кто-то сорвал одно из них. Оно болталось, держась краем, щелкая по ветру; сбоку был пририсован неприличный иероглиф.
«СООБЩЕНИЕ
1. Пребывание карательных отрядов на территории Кентаи, как нашего, так и маньчжурского, имеет целью не вести войну для войны и заставлять от этого страдать МИРНОЕ НАСЕЛЕНИЕ, а войска настойчиво лишь преследуют тот элемент населения, который нарушает порядок и спокойствие и деятельность путей сообщения.
2. Все лица, состоящие в красных бандах, оказывающие бандам содействие и относящиеся к ним сочувственно, рассматриваются войсками как разбойники, как враги, как пагубные для страны гусеницы и стрекозы.
3. Принимая во внимание вышеизложенное, японские войска слагают с себя всякую ответственность за возможные убытки, причиненные деревням, в случае если таковые будут признаны свирепо опасными или будут давать приют и оказывать содействие красным бандам. То же относится и к городским жителям, уличенным в сношениях с разбойниками. УБЫТКИ НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ ВОЗМЕЩАТЬСЯ НЕ БУДУТ.
Командир бригады генерал-майор
Начальник штаба бригады полковник
Город жил своей странной жизнью.
Прошли корейские похороны. Мертвеца тащили в белых носилках. Передние держали его на плечах. Задние выталкивали носилки на высоко вытянутых руках, чтобы покойник двигался к костру с поднятой головой.
Проскочил железный мост.
Слева от дороги были обрывы; по ним свисали огромные ледяные сосульки, частыми каплями уходившие в глину: по утрам все еще были заморозки. Из-под колеса взлетели брызги. Лужа. Вокруг появилось много земли. Дома стали реже. По рельсам к станции проехал, дымя, товарный поезд. Шоссе вышло из города.
Здесь был аэродром.
Шли почти два километра по сухому полю с прошлогодней травой. Дул сильный ветер.
— Океанский, — сказал, проходя, человек в кожаном пальто и шлеме с прикрепленными к нему очками. В траве лежали солдаты. Рядом с ними была разостлана цветная материя — знак для подходящих к посадке самолетов.
— Сейчас я вас познакомлю с вашим командиром, младший летчик.
Изменив мгновенно голос, офицер гаркнул:
— Смирно!
Аратоки вытянулся. Каблук к каблуку, носки врозь, рука у козырька на 45 градусов.
— Честь имею явиться, господин полковник, с письменным предписанием командующего, младший аэронавигатор Аратоки.
— Здравствуйте. Из школы в Токио?
— Так, полковник-донно. Одиннадцатый выпуск.
— Рад. Чувствуйте себя, как дома, в нашей маленькой семье. Сейчас вы познакомитесь с нами. Вот ваш летчик — командир, так сказать, экипажа.
— Честь имею.
— Через восемь минут начнется разбор учебных действий сегодняшних полетов. Вы примете в нем участие.
Аратоки опять попал в знакомую обстановку, совершенно точно напоминающую обстановку летной школы, хотя здесь был гарнизон. Шли беспрерывные занятия. Летчики твердили вслух поручения командира, вели разбор полетов, беспрерывно повторяли полученные в школе знания. Это были уроки для взрослых детей, но странные были иногда предметы: искусство взрывать вокзалы, расстрел с высоты уходящего обоза, или еще — стрельба по человеку, бегущему по земле, во время падения в воздухе с парашютом.
Сидели в штабе эскадрильи за длинным зеленым столом, наклонясь над картами и бумагами. Разбор вел полковник. Аратоки с удовольствием погрузился в тихую учебную жизнь гарнизона.
— Сегодняшние полеты, господа офицеры, были произведены в общих чертах нормально. Задания наши выполнены. Поздравляю вас!
(«Ого! Гарнизон, должно быть, крепкий — надо подтянуться».)