Подвиг

На палубе было сыро и ветрено. Дым вылетал из трубы коричнево-серым клином, оседая на веревочные перила. Солнце стояло низко. Мутная безжизненная вода медленно двигалась за бортом. Течение было слабо, и пароход шел мелкой волной, вдалеке от берегов, по самой середине моря.

Студент шагал по палубе среди консервных ящиков, брезентов и грузовых цепей. Поеживаясь от холода, он щипал маленькую бородку, наивно пробивающуюся под его нижней губой. Нелепый утренний инцидент смутил и разозлил его. За что, собственно, напустился на него этот толстый рисовар?

В своем городе студент считался одним из «тихо-левых». Он изучал естественные науки, интересовался социальным вопросом и был врагом войны и военной политики. Недавно, после смерти старшего дяди, он получил мизерное наследство и рассчитывал, возвратясь из Китая, жениться.

Он ехал по вызову к больному брату, служившему на военном радио в Дайрене. «Нужно же было, чтобы эта образина из Осака пристала ко мне, — думал он. — Я тоже хорош. Не должен был раскрывать себя перед этими крайними людьми. Во всем виноват глупый характер».

Протиснувшись в узенькую дверь, на палубе появился господин Абэ, закутанный в голубой шарф. Он оглядел горизонт и, сказав: «Гм», подпрыгивающей походкой подлетел к студенту.

— Полезная сырость, — сказал он. — Погодой наслаждаясь, хотите забыть эту глупую историю вы?

Студент уклончиво что-то промямлил.

— Странный человеческий тип этот рисовар, — продолжал Абэ. — Я считаю, что он слишком фанатичен для нашего века. В нем упрямство и солдатчины больше, чем истинной веры. А каково мнение ваше?

Передернув плечом, студент с раздражением произнес:

— Я полагаю, что жизни наши суть три облака, плавающие по небу, не задевая друг друга. А господин рисовар старается ходить по земле, толкая соседей локтями. Дело государства есть дело каждого японца, — тут он нервно повысил голос, — и те, кто навязывает нам свои военные затеи, не что иное, как дураки и бесчестные люди! Вот как я рассуждаю.

— Гм, — сказал Абэ и, низко поклонившись, заторопился в каюту.

Вечером в судовом коридоре он встретил рисовара и небрежно сообщил ему:

— Имел после завтрака беседу с очкастым птенцом. На мой взгляд, впечатления ваши справедливы. Это дитя заговорщиков. Кстати, я припоминаю, что он обозвал вас глупым.

— Суждения его цены для меня не имеют, — сердито сказал Нарата и сделал вид, что разглядывает судовой барометр, показывающий «ветер — дождь».

Несколько времени спустя он столкнулся с южанином. У того был секретный и знающий вид.

— Наш сосед, — сказал болтливый представитель рода Наяси, — на палубе занимается чтением литературы. Я посоветовал ему отдохнуть, он наговорил мне в ответ такого о жизни и о политике, что и не вымолвишь.

Нарата вспыхнул и ударил кулаком по стене.

— Гнилые порядки! — крикнул он. — С такими молодцами приходится плыть под одной крышей!

Еще через полчаса к нему подошел военный ветеринар и внушительно отчеканил:

— Гулял на деке. Разговаривал со студентом. Дерзкий экземплярус. Про вас он сказал: мне противен этот рисовар, корчащий из себя самурая.

Никто не мог предполагать, что Нарата из Осака так возмутится этим сообщением. Он быстро повернулся на носках и влетел в пустую каюту.

Студента не было видно. Тогда он выбежал и понесся вверх по мокрой лестнице, не держась за перила. Он что-то грозно выкрикивал. Его маленький скользкий нос шевелился. Уши стали бледными, как стекло. Слепой гнев обитателя Рыбной площади сдвинул его с места и нес вперед.

Он вскочил на палубу, ища глазами врага. Палуба, блестевшая под фонарями и низкой луной, была пуста. Два матроса в клетчатых комбинезонах торопливо откатывали бочки. Прыгая через наваленный брезент, Нарата крикнул в пространство:

— Куда исчез?

У борта он остановился и, оглядевшись по сторонам, заметил студента, стоявшего возле веревочных перил.

Студент вглядывался в дрожащий зеленый огонь на острове У-сима, широкой подковой проходившем в темноте. Море было по-прежнему тихо. Какое-то глухое ворчанье воды и отрывистые хлопки ветра о борт обозначали перемену погоды. Начинался шторм, обычный для этого времени года.

Рисовар подскочил к студенту, осторожно приседая при движениях.

— Наблюдаешь природу, заговорщик? — крикнул Нарата, остановившись возле вертящейся катушки лага, монотонно отсчитывающей ход корабля.

— Вы за это ответите, господин пассажир, — сдерживаясь пробормотал студент.

— Голову кверху! Стой передо мной, как честный японец!

— От меня чего вы хотите?

Они стояли друг против друга в темноте совершенно одни. Матросы, убрав бочки с рыбой, скрылись в проходе между рубками и вентиляционной трубой. На верхней палубе, закутавшись от ветра в резиновый капюшон, ходил вахтенный начальник, глядя в ночное море.

Нарата опустил руки вдоль туловища и пошел грудью вперед.

Испуганно пятясь, студент кричал:

— Я не искал с вами ссоры и не хочу драться!

— Бежите? — крикнул Нарата и ударил его кулаком по щеке.