Подвиг 1988 № 06 (Приложение к журналу «Сельская молодежь»)

С этими пятьюдесятью сентаво он прямиком направился в китайскую кухмистерскую, чтобы пообедать. Обеденное время, правда, давно миновало. Но у китайца всегда найдется что поесть, и если час никак нельзя было назвать «комида коррида» — обеденным, его просто переименовывали в «сену», то есть в «ужин», даже часы на башне собора не пробили еще четырех. Пообедав, Доббс посидел немного на скамейке, где ему и явилась мысль о чашечке кофе. Некоторое время его охота плодов не приносила, пока он в конце концов не углядел очередного господина в белом. И этот господин тоже дал ему пятьдесят сентаво. Серебряной монетой.

— Везет мне сегодня на господ в белых костюмах, — усмехнулся Доббс и зашагал в сторону круглой кофейни на той же стороне Пласа де ла Либертад, которая ближе к таможне и порту.

Он уселся на высокий табурет в баре и заказал стакан кофе и два рогалика. Стакан на три четверти наполнили горячим молоком, долили до краев кофе, черным и тоже горячим. Поставили перед ним сахарницу, подали два красивых поджаристых рогалика и стакан ледяной воды.

— Почему это вы, бандиты, опять повысили цену на кофе на пять сентаво? — полюбопытствовал Доббс, размешивая в стакане целую горку сахара.

— Слишком уж велики расходы, — ответил официант, лениво прислонившийся к стойке и ковырявший во рту зубочисткой.

Доббс задал этот вопрос, лишь бы не молчать. Правда, для него и людей его пошиба было очень даже важно, стоит ли чашка кофе пятнадцать или двадцать сентаво. Но повышение цены Доббса нисколько не трогало. Если у него найдется пятнадцать сентаво, значит, отыщется и двадцать, а если нет двадцати, значит, и пятнадцати не окажется. По сути дела, никакой разницы.

— Не покупаю я билетов, черт побери, оставь меня в покое! — прикрикнул он на мальчишку индейца, который в течение вот уже пяти минут старался всучить ему длинные полоски лотерейных билетов.

Однако отделаться от этого мальчишки не так-то легко.

— Это лотерея штата Мичоакан. Главный выигрыш — шестьдесят тысяч песо.

— Исчезни, разбойник, я в лотереи не играю, — Доббс окунул рогалик в кофе, а потом сунул в рот.

— Весь билет — всего десять песо.

— Нет у меня десяти песо, сукин ты сын! — Доббс хотел было отхлебнуть кофе, но стакан оказался настолько горячим, что он отдернул пальцы.

— Тогда возьмите четвертушку — это будет два пятьдесят.

Доббс поднес стакан ко рту. Но когда прикоснулся губами, обжег их и поспешил поставить стакан на блюдце — держать его дольше было просто невмоготу.

— Если ты сейчас же не отправишься отсюда ко всем чертям вместе со своими ворованными билетами, я плесну тебе в лицо эту воду!

Эту угрозу Доббс произнес в ярости. Не то чтобы он осерчал на разбитного парнишку, его бесило, что он обжег кончик языка. На языке зло не сорвешь, на стакане с кофе тоже, зато на мальчишке — сколько угодно!

А тот пропустил эти слова мимо ушей. Он уже привык к таким приступам ярости. Из него начал вырабатываться опытный торговец, знающий, кто способен купить его товар, а кто нет. Человек, пьющий в такое время дня кофе с двумя рогаликами, должен быть в состоянии купить билет благотворительной лотереи штата Мичоакан.

— Тогда возьмите десятинку, сеньор. Всего одно песо.

Доббс взял стакан с ледяной водой, покосился на парнишку.

Тот все заметил — и ни с места.

Доббс отпил глоток. А парнишка размахивал у него перед носом хвостами билетов. Резким движением Доббс плеснул ему в лицо стакан воды, замочив большую часть билетов.

Но парнишку это не разозлило. Он только улыбнулся, отряхивая капли воды с билетов и оглаживая мокрую на груди рубаху тыльной стороной руки. Этот жест американца он рассматривал скорее как знак завязывающихся деловых контактов, чем как символ непримиримой вражды. Он раз и навсегда вбил в свою маленькую голову идею о том, что если человек способен угощаться в такое время дня кофе с рогаликами, он непременно купит и лотерейный билет — хотя бы для того, чтобы возместить расходы.

Но даже самый большой стакан оказывается в конце концов выпитым до дна. Доббс выдавил из него последнюю каплю, отправил в рот последние крошки вкусного поджаристого рогалика, протянул хозяину пятьдесят сентаво и получил двадцать сентаво сдачи. Маленькая серебряная монетка. А парнишка, похоже, только этого и ждал.

— Купите одну двадцатую билета Монтеррейской лотереи. За двадцать сентаво! Главный выигрыш — двадцать тысяч песо.

Доббс перекатывал серебряную монетку в кармане. Что с ней делать? Купить сигарет? Но сейчас, после кофе, ему вовсе не хотелось курить. Лотерейный билет — выброшенные деньги. Не было денег — и это не деньги! Выбросить-то выбросишь, а пару дней надеяться будешь. До розыгрыша всего несколько дней, так что месяцами ждать не приходится.

— Ну давай свой билет, сукин ты сын. И чтобы я тебя больше не видел!

Молодой торговец торопливо оторвал одну двадцатую часть от длинной ленты билета. Бумага тонкая-претонкая!

— Это очень хороший номер, сеньор.

— Почему бы тебе не сыграть самому?

— У меня нет на это денег. Вот ваш билет. Большое спасибо, сеньор. Окажите мне честь и в следующий раз!