Куртин почесал в затылке и хотел было уже начать разглядывать ногти, но заметил, что Доббс с Говардом тоже на них уставились, и опустил руки, в который уже раз поклявшись про себя отучиться от этой привычки. Но на сей раз Доббс и Говард не потому смотрели на его руки, что хотели напомнить: до возвращения в цивилизованное общество осталось всего несколько дней. За привычными движениями Куртина они наблюдали в некоем замешательстве. Может быть, замешательство здесь не совсем точное слово. Их мысли сейчас занимало таинственное появление парня из Аризоны. Какое-то смутное предчувствие подсказывало им, что жестикуляция Куртина может неожиданным образом объяснить причину, приведшую аризонца именно сюда.
Куртин не сводил глаз с огня. Потом сказал:
— Я его не раскусил. Не похоже на то, что он человек правительства или от бандитов. Вид у него простецкий, как будто что он говорит, то и думает. Но нам придется иметь с ним дело. Он поплелся за мной. Спросил сперва, не возьму ли я его в мой лагерь. Я ему отказал. Тогда он сел на мула и поехал следом. Я остановился, дождался его. Сказал, чтобы он отшился ко всем чертям и не лип ко мне. «Ничего я к вам не липну, — сказал он мне, — просто мне хочется пару дней иметь собеседника, я чуть умом не тронулся в этих горах, где никого, кроме индейцев, не встретишь. Хочется помолоть языком, посидеть вечерами у костра с белым человеком. А потом я уйду». Я ему ответил, пусть, мол, подыщет себе другого приятеля, я, дескать, не желаю иметь с ним ничего общего. Обозвать его бродягой я себе не позволил: мы-то сами как выглядим, не как бродяги разве?
— И где он теперь? — спросил Говард.
— Неужели здесь, рядом? — удивился Доббс и оглянулся.
— Это вряд ли, — проговорил Куртин. — Я сбивал его со следа, как мог. Кружил по кустарнику туда и обратно. А когда оглядывал пройденный путь, видел, что дорогу к нашему лагерю он выбрал верно. Будь я один, я отвел бы его от лагеря. Но поди сделай это, если ты при двух ослах. Всего-то и требуется, чтобы он выбрал примерно правильный путь — тогда сегодня, завтра или послезавтра он обязательно на нас наткнется. Не проскочит он мимо нас. Спрашивается: как с ним быть, если он здесь объявится? При нем нам на рудник нельзя ни ногой.
— Плохо дело, очень плохо, — сказал Говард. — Будь он индейцем, полбеды. Он бы у нас не остался, побыл бы да и вернулся в свою деревню, к семье. А этот парень прицепился, как репейник. Он нюхом чует — есть здесь что-то. Иначе зачем сюда занесло трех белых? Сюда, в горы? Мы можем, конечно, наплести, будто мы уголовники и вынуждены тут скрываться. Зато когда он спустится вниз, сюда заявится полк солдат и прости-прощай наши распрекрасные планы на будущее. А если один из офицеров поверит в наши байки об уголовном прошлом, он, чего доброго, прикажет пристрелить нас на месте, чтобы мы не разбежались.
— Все куда проще, — сказал вдруг Доббс. — С этим парнем мы живо справимся. Когда появится, скажем, чтобы немедленно проваливал отсюда подобру-поздорову; пригрозим, что если мы еще раз его увидим, холостыми стрелять не станем.
— Идиотская затея, — покачал головой Говард. — Он спустится вниз, наплетет там сорок бочек арестантов, может быть, даже угодит к земельным полицейским властям, и окажемся мы в дерьме по уши. С тем же успехом можешь рассказать ему, что мы каторжники, бежавшие с острова Святой Марии.
— Ладно. Тогда у нас в запасе самый простой путь, — с решительным видом проговорил Доббс. — Придет сюда — пристрелить его, и точка. Или повесим его вон на том дереве. И полный порядок.
Некоторое время никто на это предложение не отзывался.
Говард встал, проверил, поспела ли картошка, невероятная роскошь в их теперешней жизни, снова сел и сказал:
— Насчет того, чтобы пристрелить — дурость. Может, он ни в чем не повинный бродяга и предпочитает бродить по привольному миру господню, воздавая молитвы творцу: он радуется всем сердцем тому, сколько вокруг красоты, а не мотается по нефтяным промыслам и не горбатится по шахтам и рудникам за вшивую мзду. Пристрелить такого бродяжку без всякой его вины — преступление.
— Откуда мы знаем, что он ни в чем не повинен? А если он преступник? — возразил Доббс.
— Это может выясниться, — сказал Говард.
— Хотелось бы знать, как? — Доббс окончательно убедился, что его план — лучший. — Закопаем его, и никто никогда не найдет. Если те, из деревни, скажут, будто видели, как он отправился в горы, мы скажем, что видеть его не видели, и баста. Можем вон там сбросить его в пропасть. Как будто он сам свалился…
— Возьмешь это на себя? — спросил Говард.
— Почему я? Кинем жребий — кому выпадет…
Старик ухмыльнулся.
— Да, а потом тот, кто это сделает, будет остаток жизни ползать на брюхе перед двумя другими, которые это видели. Когда один на один — еще куда ни шло. Но при наших нынешних обстоятельствах я, во всяком случае, скажу «нет!».
— И я скажу «нет!». — Наконец и Куртин присоединился к разговору. — Слишком дорого это может стоить. Надо придумать что-то другое.