Я спрыгнул с плоскости и открыл кабину, где ютились мои юные пассажиры. Полет утомил и ребятишек! Они спали, устроившись кто как мог…
— Гриша, — обратился я к Дебелергову, — ребят кто примет?
— Докторша уже обо всем позаботилась.
Врач полка — Вера Исидоровна — приготовила для спасенных детей палатку с постелями. Там они пробудут до утра. Потом их накормят и отправят дальше в тыл.
Несмотря на ранний час, к самолету сбежались летчики — те, кто полетит за малышами завтра. Мы осторожно, чтобы не разбудить, вытаскивали ребят из кабины и передавали из рук в руки.
Многие впервые встретились с детьми, вывезенными из фашистского тыла. В сумрачном свете наступающего утра особенно выделялись их бледные лица, жалкая одежонка. Конечно, партизаны старались перед эвакуацией одеть их в самое хорошее! Но дети все равно выглядели не лучше беспризорников…
Подошел командир авиаполка Владимир Алексеевич Седляревич. Я доложил ему о благополучном выполнении задания.
— Сколько, говоришь, вывез? — переспросил комполка.
— Восемь.
— Не много ли для По-2?
— Товарищ командир, именно столько их было на партизанской площадке. Дети не сразу решились лететь, их пришлось убеждать. А когда они согласились, стало ясно, что брать надо всех.
— Ну а если было бы десять человек?
— Очевидно, поступил бы так же… Я убедился, что на По-2 можно летать с двойной перегрузкой.
— Хорошо. Пока отдыхайте. В двенадцать дня проведем разбор этого полета.
У меня подкашивались ноги, слипались глаза. Когда я подходил к своей землянке, то уже спал на ходу…
На разборе полета Владимир Алексеевич Седляревич сообщил, что против нас действует отряд из двух истребительных эскадрилий 4-го флота люфтваффе. В отряде имеются тяжелые двухмоторные истребители Ме-110, оборудованные для ночных полетов, и обычные Ме-109, которые за час до рассвета вылетают на свободную охоту.
Зачитал он также приказ, перехваченный у гитлеровцев:
«Службой воздушного обеспечения замечена активизация легкой русской авиации в тылах нашей 18-й полевой армии. Самолеты обеспечивают вооружением партизанские отряды, которые усиливают борьбу, совершают диверсии на железных дорогах, нападают на гарнизоны и крупные населенные пункты. Сложность борьбы с русской авиацией усугубляется тем, что полеты совершаются ночью или днем в условиях плохой видимости и тяжелой облачности.
Однако наша цель — пресечь эти действия, не дать возможности русским летать, как дома.
Приказываю:
Усилить подготовку летчиков для работы ночью.
Организовать начало полетов примерно за час до рассвета с тем, чтобы перехватить русские самолеты на обратном пути. Усилить зенитными орудиями гарнизоны, находящиеся в зонах действия красной авиации, чтобы по всему маршруту создать ожесточенный и непрерывный огонь.
Легкий самолет, именуемый у нас „русской фанерой“, приравнять к боевым истребителям, состоящим на вооружении Красной Армии. За каждую уничтоженную машину соответственно выплачивать летчикам денежное вознаграждение, представлять к орденам, содействовать в продвижении по службе.
Командир 1-й эскадры 4-го флота военно-воздушных сил генерал авиации Хюбе».
В те дни началась наша основная боевая работа по спасению детей. Каждый полет в тыл врага представлял собой сложную задачу со многими неизвестными.
С наступлением сумерек самолеты один за другим взлетали в ночное небо. Последними ложились на боевой курс к партизанским кострам самые опытные летчики и командиры — Иван Суницкий, Михаил Колобков… Мы успевали выполнить два-три рейса за ночь, перевозя по 20―30 детей.
В моем подразделении было восемнадцать самолетов. Все экипажи молодежные. Мужественные комсомольцы пренебрегали опасностью, каждый из них готов был на все для выполнения поставленной задачи.
…День угасал. Из-за туч показалось солнце. Око садилось за чистый горизонт, обещая назавтра хорошую погоду.
Получив разрешение на очередной вылет, я пошел к своему самолету. Как из-под земли вырос Гриша Дебелергов. Он с шиком поднес руку к виску:
— Товарищ командир, самолет к ночному боевому полету готов!
— Вольно, — сказал я и встретился с напряженным взглядом механика Феди Елисеева, совсем юного, почти мальчика. — Ну что, воин?
— Мы установили в центроплане еще один бензобак, запасной, на всякий случай…
«Милые вы мои технари, — подумал я. — Работают, не зная отдыха, и, наверное, беспокоятся за меня и моих пассажиров больше, чем я сам…»
Григорий недовольно шевельнул плечом. Он хотел сказать об этом перед самым вылетом: преподнести, так сказать, сюрприз…
Значит, шансы на успех у меня увеличиваются! Я надел шлем, полностью застегнул комбинезон, полез в кабину. Моторист ухватился за пропеллер.
— Контакт!
— Есть контакт!
— От винта!
После возвращения на базу ко мне подошел командир первого авиазвена ночных экипажей Сергей Борисенко и спросил:
— Ну как, довез малышей?
— А ты спроси вот у этого партизана, — показал я на стоявшего рядом со мной худенького мальчугана, с любопытством следившего за посадками самолетов.
— Не страшно тебе было лететь? — спросил у парнишки Борисенко.