Подвиг 1983 № 23

И вот в один из вечеров, когда я — в который уже раз — перебирал свои материалы об Островском, позвонил почтальон. Принес заказное письмо из Перми. Я удивился: в Перми у меня знакомых не было. Но прочитал первые строки и уже не мог оторваться от письма. Помнится, долго ходил по комнате и перечитывал страницу за страницей. Просто не верилось, что мне так повезло. Это было то, чего мне не хватало. Это был мой «зачин», лучшее начало большого разговора с выпускниками.

Вот что писал мне из Перми Анатолий Осипов:

«24 января случайно услыхал по радио отрывок передачи для детей и юношества „Мы — корчагинцы!“. К сожалению, фамилию автора мне не удалось разобрать (в это время кто-то зазвонил в передней и я поехал открывать. Да, поехал, так как одиннадцатый год передвигаюсь только на коляске. Но об этом — после!). В тот же день я послал письмо в Москву, в радиокомитет, где просил сообщить адрес автора передачи. Так я узнал о Вас. А пишу потому, что не могу не писать. И у меня к Вам масса вопросов.

С чего начать? Наверное, все-таки следует познакомиться. Немного о себе…

Мне 37 лет. Из них около 20 провел в постели: паралич ног. Обострилась давняя болезнь — поврежденный в детстве позвоночник. Что же я успел сделать за свою жизнь? Не очень много, но кое-что все же сделал. Был в комсомоле. Кончил заочную школу взрослых. Вступил в партию. Весной пятьдесят третьего года сдал (на дому) вступительные экзамены в Пермский пединститут. Стал учиться на историко-филологическом факультете. Заочно. Правда, читать и писать приходилось лежа на спине, держа на весу толстые книги. Уставали руки. Но с этими неудобствами можно было мириться. Главное — жизнь наполнилась большим содержанием. В 1960 году получил диплом учителя. Начал писать лекции для молодежи, для общества „Знание“. Поддерживаю связь с Пермским обкомом ВЛКСМ и другими общественными организациями. Дел хватает!

Когда было очень трудно, на помощь приходили друзья. Хорошие советские люди. И одним из них был Павка Корчагин. В своей буденовке и с маузером на поясе он кричал мне: „Держись, братишка! Нам ведь тоже нелегко приходилось. Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай ее полезной!“

Друзья помогли мне и в самом главном — в работе над моей книгой „Корчагинцы пяти континентов“.

Несколько лет собирал (и собираю сейчас) фактический материал буквально со всего света. О людях, которым Павка Корчагин помогал в беде, по-братски уделяя им частицу своего мужества.

Поиски ширились с каждым днем. Откликнулись друзья Павла Корчагина и за рубежом. Из Варшавы прислали бандероль с газетными и журнальными вырезками. Из Лейпцига пакет фотодокументов. Из Будапешта — фотомонтаж спектакля „Павел Корчагин“, поставленного народным театром. Из Ханоя — толстая рукопись. Все это нужно было прочесть, со всем ознакомиться. Переводы с польского, чешского, болгарского, немецкого и испанского делал сам. Документы на китайском, корейском и вьетнамском языках перевели студенты Ленинградского университета и Института восточных языков в Москве. Рядом с нашими советскими корчагинцами плечом к плечу встали Павкины братья со всей планеты.

Написано уже много. Спешу кончить книгу к годовщине Ленинского комсомола.

Теперь Вам понятно, почему меня так заинтересовала радиопередача по Вашему материалу?

Что я хочу от Вас?

Во-первых, разрешите использовать Ваш очерк в моей книге.

Во-вторых, очень бы просил Вас рассказать подробнее о своих учениках. О выпускниках. О девушках и юношах, вступающих в большую жизнь. Ведь мои поиски и находки — для них, для молодого поколения, которому передается эстафета борьбы за светлое будущее человечества. Пусть внимательней посмотрят вокруг: я уверен, что они увидят много замечательных людей — корчагинцев нашего времени. Я буду очень благодарен ребятам, если они помогут мне в моих поисках. Буду рад их письмам, рассказам о себе и товарищах, стихам, фотографиям, газетным вырезкам. Верну в сохранности.

Желаю Вам и вашим десятиклассникам удач и побед. Очень жду Ваших писем!

С дружеским приветом Анатолий Осипов».

Когда я прочитал письмо, в классе воцарилась напряженная тишина. Всего несколько секунд, но они мне показались невероятно долгими. С надеждой и нетерпением я вглядывался в лица старшеклассников.

Поправляет свои всегда поломанные очки комсорг класса Никита Морозов. Не было урока, чтобы он не поднял руку и, слегка картавя, не сказал: «А вот мое мнение, ребята…» — «Ну что же ты сейчас молчишь, Никита?» — мысленно спрашиваю я его. Вадим Серебряков по привычке рисует кораблики в тетради. По этим корабликам я его тетради без подписи узнаю, по борту точечки-иллюминаторы, а над трубой — дым. Вид у него отсутствующий и несколько высокомерный: «А какое мне дело до всех до вас?..» Неужели его совсем не задело письмо из Перми?