Подвиг 1981 №4

— Вернемся к этому радиоактивному веществу, мадам Давьср... Какого оно происхождения?

— Я этого не знаю. Один приятель, химик, пытается его исследовать, измерить степень радиоактивности. Я набрала воду во фляжку. Сначала эту воду подменили другой, из лионского водопровода. И наконец, фляжку у меня украли.

— А как ваш друг, химик, может так категорично высказываться?

Клер рассказала ему о вине, перелитом в кристаллизатор, об испорченных фотоснимках, но она уже понимала, что проиграла. Все было чересчур сложно. Ведь она могла сама добавить это опасное вещество во фляжку с водой. Почему нет?

— Пригласите месье Антуана Пишю.

Бухгалтер вошел с почтительным достойным видом, заговорил степенно и вдумчиво.

— Месье Пишю, перескажите мне телефонный разговор, который состоялся у вас с мадам Давьер в понедельник двадцать шестого числа.

— С удовольствием, господин следователь. Мадам Давьер говорила мне о взятии пробы воды в Гийозе и сказала, что уверена, будто кто-то попытался отравить одного или нескольких жителей поселка. А немного позже, рассердившись из-за моих сдержанных ответов, закричала, что я, вероятно, боюсь, раз проявляю такую сдержанность.

— И сущности, она обвиняла в этом преступлении вас?

— Именно так я понял, господин следователь.

— Да пет, — разозлившись, вскричала Клер. — Мне надоело наталкиваться па такое непонимание... Поймите, господин следователь, я видела, как моего мужа рвет кровью, я видела этот поселок, погруженный во мрак в восемь часов вечера, будто кладбище... Пока буду жива, я не откажусь от этой мысли: вода поселка была отравлена специально или невольно. Жители были тяжело больны, и преступник, желая скрыть следы злодеяния, украл цистерну с бензином, чтобы сжечь дома и людей. Машина якобы застряла на узкой улочке. Подключили насос и стали поливать крыши и стены. Затем все подожгли, и лишь потом взорвалась цистерна.

Следователь, секретарь и Антуан Пишю застыли в изумлении.

— Благодарю вас, месье Пишю, — проговорил следователь. — Ваши показания имеют большое значение.

— Нет, — возразила Клер в отчаянии, — не имеют... Говорится обо всем, кроме пожара и болезни обитателей поселка. Забывают о самом важном, чтобы свалить обвинения на меня.

— Мадам, замолчите, иначе я предъявлю вам обвинение в оскорблении должностного лица.

— Умоляю вас, начнем все сначала... Отметим каждое мое наблюдение, каждое воспоминание... Увидите, что в конце концов вы сами начнете сомневаться.

— Успокойтесь, мадам. — Тон следователя стал мягче. — Вы правы, будем разговаривать как разумные люди.

«Как разумные люди» — от этих слов у Клер по спине пробежал холодок.

— Я сделаю вам одно предложение, мадам Давьер. Быть может, оно вас не устроит, но, учитывая обвинения, которые вы выдвигаете, я не могу поступить иначе. Вы единственный свидетель страшной трагедии, в которой, по моему мнению, виноват случай. Вы в этом усматриваете вмешательство некой преступной силы. К сожалению, вы не даете мне ни одного конкретного доказательства.

— Вы можете потребовать расследование, чтобы установить, прослушивается ли мой телефон, то есть телефон моей матери.

— Вы обвиняете полицию в том, что она прослушивает ваши телефонные разговоры?

— Нет. Я прошу попросту это проверить.

— Вы отлично понимаете, что ничего мы не обнаружим, — сказал следователь устало.

— Если расследование слишком затянется, вы действительно ничего не обнаружите.

— Оставим это...

— Однако это очень важно. Почему я под наблюдением с тех пор, как чудом спаслась из гийозского пожара?

— Хорошо, мы проведем расследование, — с раздражением согласился Пейсак. — Но вы, со своей стороны, согласитесь подвергнуться психиатрической экспертизе. Я хочу знать, могу ли верить тому, что вы говорите. Никакого другого метода для оценки истины у меня нет. Как вы хотите, чтобы я поступил с женщиной, которая рассказывает мне столь удивительные вещи: поджог, похищение фальшивыми жандармами, необъяснимый анализ крови, массовое отравление?.. Что еще? Ах да! Ваш телефон прослушивается, лионское общество ВРН вызывает подозрения...

У Клер было ощущение, будто она погрузилась в клоаку и никак не может достигнуть дна, чтобы попытаться выбраться на поверхность. На минуту она утратила дар речи.

— Пробудете там три недели, — говорил следователь. — Чтобы облегчить всю процедуру, я выбрал буржскую психиатрическую больницу...

Клер медленно встала со слезами на глазах, качая головой.

— Нет... Нет... Это невозможно...

— Так или иначе, — произнес следователь, — этого потребует прокурор... А также управление национального образования... Вы понимаете, что нельзя доверить детей особе, чье поведение вызывает подозрения... Вы должны сегодня же до шестнадцати часов явиться добровольно... В противном случае я буду обязан прибегнуть к принудительному помещению вас в психиатрическую больницу, что значительно неприятней. До шестнадцати часов вы успеете съездить в Лион предупредить мать и вернуться. Сообразно мнению специалистов я возобновлю затем изучение этого дела.

— Но это невозможно, — прошептала Клер. — Я единственный свидетель пожара в Гийозе...