Во взгляде Пишю сменялись удивление и раздражение. Поскольку Клер была женщиной, он считал это требование совершенно неуместным, но тем не менее был вынужден назвать цифру в шестьдесят миллионов старых франков.
— Я должен попросить у вас деньги в качестве аванса для адвоката... Пока с каждой семьи причитается по пятьсот франков.
— Не следует ли при определении этой суммы исходить из того, сколько должна получить каждая семья?
Тут мадам Руссе решила выйти из комнаты, а Пишю бросил на Клер гневный взгляд:
— Речь идет лишь об авансе... Когда дело будет окончено, мы произведем точные подсчеты.
Мадам Руссе вернулась, держа в руках пятьсот франков, но Клер не взяла их и пошла за своей чековой книжкой.
— Ты ужасно себя ведешь, — сказала ей мать, когда Пишю ушел. — Это очень приличный человек, и я ему доверяю. Только он может добиться справедливости.
— Мне плевать на деньги, — резко проговорила Клер, — Я только хочу узнать, почему умер отец Стефана. И все.
После двенадцати она отправилась во Дворец правосудия Бурга и прождала около часа, прежде чем ее принял следователь Пейсак. Клер надеялась, что он молод и окажется членом профсоюза. Но возраст следователя приближался к пенсионному, и у Клер создалось впечатление, что он не придает большого значения этой истории.
— Вы единственный свидетель этой трагической ночи, — сказал он ей. — Передо мной запись того, что вы рассказали о ней жандармам... Уточните, пожалуйста, что вы имеете в виду, говоря о шуме дождя, который слышали до того, как цистерна взорвалась.
— Я вовсе не говорила, что она взорвалась, а если взрыв и был, то, наверное; когда я значительно удалилась от поселка.
— Вы уверены, что вам ничего не приснилось?
— Поднявшись с постели, я увидела в комнате капли... бензина... Он стекал с крыши. А если он просочился через потолок, значит, его было много.
— Вы говорите также, что заметили фигуру в белом у прачечной?
— Сначала я подумала, что это мужчина в рубашке с длинными рукавами и кальсонах... Но, поскольку никто не выжил из тех, кто мог спать в такой одежде, мне пришла в голову мысль, не был ли то шофер цистерны.
Клер хотелось рассказать о других загадочных деталях, спросить у этого следователя, почему прослушивается ее телефон. Но она не могла утверждать, что это непосредственно связано с происшедшим несчастьем: Клер являлась членом экологической группы, и ее могли подозревать в подрывной деятельности. Следователь ответил бы ей, что это не в его компетенции.
Следователь поднял голову и в упор взглянул на Клер своими голубыми глазками.
— Вы уверены, что не поддались панике? Вы сказали, что ваш муж, с которым вы расстались, был болен.
— И я его умышленно бросила?
Следователь не ответил. Секретарь прекратил печатать на машинке.
— В поселке были еще больные... Например, Гийоме. Их дочь сможет вам это подтвердить. Все эти пожилые люди, кажется, лечились обычно у одного и того же доктора по фамилии Рейно из Шаламона. Вы можете освободить его от соблюдения профессиональной тайны и...
— Вы собираетесь мне указывать? — рассердился следователь. — Вы все запутываете... Болезнь вашего мужа и этих людей не имеет никакого отношения к следствию...
— Мой муж считал причиной своей болезни водопроводную воду, — сказала Клер.
— Ну и что? Хотите, скажу вам, что я думаю? Вы не смогли вытащить его из кровати и предпочли сбежать до того, как все загорелось.
— Нет, это неправда! — крикнула Клер. — Повсюду был бензин, и печка загорелась. Она тоже взорвалась.
Следователь перечел показания, которые Клер дала жандармам :
— Вы отметили эту деталь... Взрыв был сильным?
— Да, довольно сильным...
— Вы не могли его спутать со взрывом цистерны?
— Ни в коем случае. Пламя уже появилось... Нет, это взорвалась не цистерна.
Следователь бросил на Клер косой взгляд.
— Ваши слова на руку нефтяной компании. Она могла бы доказать, что загорелся ваш дом, а от него — застрявшая цистерна. Секретарь, это не нужно записывать.
— Я рассказываю лишь о том, что пережила, — прошептала Клер. — И ни о чем другом. Столько странных вещей...
— Вот и расскажите нам о них, для этого вы здесь.
— Но вы не хотите обращать на них внимания... Когда я приехала, поселок был погружен в темноту... Я говорю о домах, Об окнах, которые должны были светиться...
— Был густой туман.
— Да, но я должна была бы заметить какие-то признаки жизни... А Пьер был серьезно болен. Его рвало кровью. У меня на глазах, и потом я увидела следы крови в умывальнике... Когда я поднялась взглянуть, спит ли он, я почувствовала неприятный запах у него в комнате... Возможно, его опять рвало; я не зажгла свет.
— Не находитесь ли вы в плену своего воображения? Вас глубоко потрясла эта драма, и, возможно, все, что вы видели и чувствовали до пожара, принимает теперь преувеличенные размеры.
— Я все время сохраняла ясный рассудок. Есть же точные доказанные детали. Эта корова — настоящий живой факел, — которая бежала за мной. На лугу нашли ее обуглившийся труп. Были больные, которых навещал доктор Рейно.
Следователь вздохнул, перелистал документы и неожиданно спросил: