Охота за ними продолжалась шесть нескончаемых, не поддающихся описанию часов. Шэдде понял, что его нервы больше не выдержат, что он не в состоянии переносить дальше этот кошмар. Заслышав (как ему казалось, в сотый раз) доклад гидроакустика: «Новая серия взрывов, сэр… Они приближаются… Курсовой угол…», он уже знал, что вслед за этим последует быстро нарастающий шум винтов, свидетельствующий, что эсминец начинает очередную атаку. Но что он мог сделать, находясь здесь, в этой стальной ловушке, откуда не было выхода? И вдруг Шэдде, потеряв контроль над собой, пронзительно завопил. Это не помешало ему на какой-то миг заметить удивление, появившееся на лицах всех, кто находился рядом. «Первый, успокойте его!» — послышался властный голос командира. Словно в каком-то страшном сне Шэдде увидел, как к нему приближается первый помощник командира, как он поднимает руку, и тут же ощутил сильный удар по лицу. Он умолк, упал на колени, потом рухнул на пол и, всхлипывая, провалялся так до окончания атаки — подавленный, униженный, полностью уничтоженный происшедшим.
После атаки, устранив кое-как наиболее серьезные повреждения, лодка продолжала путь во Фримантл. Никто из экипажа «Сэйбра» ни разу не напомнил ему о том дне, а когда по окончании войны лодку переводили в резерв, командир корабля сказал ему: «Вы лучший начальник минно-артиллерийской части, который когда-либо служил у меня». Однако Шэддэ не мог забыть пролив Ломбок, эта рана так и не зажила в эго памяти. Пусть люди молчат, он-то понимал, что самым позорным образом не выдержал первого же серьезного испытания. Позже он узнал, что и с другими случалось подобное, и другим оказывалось не под силу такое напряжение, но это никак не могло возместить ему главного — потери самоуважения.
Когда за Саймингтоном и Каваном закрылась дверь, Шэдде обхватил голову руками и разрыдался. Зачем адмиралтейство направило сына того Саймингтона к нему на «Возмездие»? Несомненно, презренная ухмылка, выражение снисходительности на лице могли означать только одно: Саймингтон знает о позоре Шэдде, он уже рассказал об этом в кают-компании — потому-то все офицеры настроены теперь против Шэдде. Его продолжают распинать за то, что когда-то произошло в проливе Ломбок, хотя он пытался сделать все от него зависящее, чтобы это было позабыто.
Когда Дуайт Галлахер, офицер американского флота на борту лодки, и Килли вошли в кают-компанию, там почти не оставалось свободных мест. Только что прозвучал полуденный сигнал, и сюда собралось большинство офицеров корабля. Таргет уже успел несколько раз принести из буфетной бокалы с коктейлями. Беседа касалась то одних тем, то других, потом кто-то заговорил о вечере, проведенном накануне в Скансене.
Саймингтон взглянул на Килли.
— Питер, что же вы ничего не расскажете нам о вчерашней крошке? Надеюсь, вы благополучно доставили ее домой?
— Почему это вас интересует? — спросил младший лейтенант, откладывая газету.
— У вас явно повышенная раздражительность, — погрозил ему пальцем О’Ши. — Если вы помните, мы вас оставили и поэтому хотели бы знать, что произошло дальше.
— Что именно хотели бы вы знать?
— Ну, как развивались события в дальнейшем.
— Никак. — И младший лейтенант снова погрузился в чтение газеты.
Дуайт Галлахер покрутил за ножку свой бокал.
— А что вообще представляет собой эта особа? — спросил он.
— Вас интересует ее умственное развитие или только наиболее существенные данные об ее фигуре? — съязвил Саймингтон.
Американец почесал кончик носа.
— Пожалуй, фигура, — ответил он, не замечая иронии. — Насколько я знаю, Килли человек непривередливый.
— Девочка оказалась прелестной. Что касается фигуры, то я бы, пожалуй, сказал так: бюст — тридцать восемь, талия — двадцать два, ниже — тридцать.
Галлахер присвистнул:
— Ничего, ничего! А вы что скажете?
О’Ши покачал головой:
— Нас это не интересовало.
— Питеру удалось подудеть в трубу?
— Нет, он же был с девушкой.
— Ах да, я и забыл.
Вошел радист.
— Капитан-лейтенант Галлахер! — объявил он. — Вам радиограмма, сэр!
В течение утра самочувствие Шэдде несколько улучшилось, ему удалось стряхнуть с себя овладевшее им ночью смятение. После ленча им предстояло отправиться в Копенгаген, и перспектива скорого ухода из Стокгольма поднимала у него настроение.
Работая за письменным столом у себя в каюте, Шэдде слышал гудение многочисленных вспомогательных механизмов и ощущал вибрацию корпуса лодки. Эти звуки и движения действовали на него успокаивающе, они превращали «Возмездие» в его глазах в некое живое существо.
В полдень он вызвал к себе Килли и передал ему для зашифровки депешу, адресованную командующему подводными силами, а в копиях адмиралтейству и командиру «Массива» — другой лодки, вооруженной «Поларисами», крейсировавшей недалеко от Гетеборга. Шэдде докладывал о своем намерении выйти из Стокгольма в четырнадцать ноль-ноль. Вечером, пройдя Сандхамн, он должен был радировать о погружении. Командира лодки «Массив» он извещал, что выходит в море и что «Массив» может идти в Гетеборг.