Подвиг 1972 № 06

Рота лежала в лощинке, по–овечьи сгрудившись возле кучи валунов. Вокруг грохотало, гремело, взрывалось, и только у выхода из лощины была спасительная тишина. Поверив ей, лейтенант Дремов повел в ту сторону роту и напоролся на автоматчиков. Они лежали в засаде. Тишина взорвалась так внезапно, что за десять минут от роты, прихваченной очередями на ровной, как стол, площадке, осталась половина. Выручил тогда сержант Осипов из второго взвода. Он развернул пулемет и прижал автоматчиков огнем. Кто мог бежать, удрал по лощинке обратно и перевалил ночью через гору…

На правом фланге за каменной стенкой деловито устроились полтора десятка солдат, которыми командовал рассудительный сержант Кононов. Дремов любил таких обстоятельных солдат, понимающих, что к чему. Попав на фронт, они не изменяли устоявшимся привычкам. Много не рассуждали, принимали все как есть и к войне относились так же, как к бригадирству в колхозе, как к работе возле станка, к повалу леса или к плотничьему делу.

Дремов назначил сержанта командиром взвода и решил, что через недельку напишет рапорт о присвоении ему очередного звания.

— Как тут у вас, Кононов? — спросил лейтенант, присев за стенкой.

— Тихо, товарищ командир, — отрапортовал Кононов. — С час назад вон там в камнях немного ворошились, а потом затихли. Похоже, наблюдатели… Где это такая пальба идет? Серьезная пальба.

— На соседнюю роту лезут.

Лейтенант прошелся вдоль линии обороны, придирчиво осматривая, как расположились солдаты. Кое–где поправил, сказал Кононову, чтобы тот не жалел гранат, и выдвинул секрет к самому ущелью.

Затем он добрался до пулеметчиков. Шайтанов лежал, положив руку на «дегтярь», и курил. Рядом с ним, привалившись спиной к стенке, сидел тот мордастый ефрейтор, который просил у Дремова отдыха.

Увидев командира, Самотоев хотел вскочить, но стенка была низкой, и он встал на колени, приложив руку к пилотке. Дремов досадливо махнул рукой.

Возле Самотоева лежало полдюжины дисков, и еще один он набивал, доставая патроны из цинковой коробки. Рядом стояли две гранаты.

— Запалы вставлены? — спросил лейтенант.

— Вставлены, — вместо Самотоева ответил Шайтанов. — Со вчерашнего дня так держит. Подорваться он хочет, товарищ лейтенант. Ему фашистам в руки нельзя попадать. Он на гражданке районным Осоавиахимом заведовал… — В словах пулеметчика слышалась явная издевка. Ефрейтор недобро покосился на Шайтанова.

— Отставить разговорчики! — приказал лейтенант и присел рядом с Самотоевым. — Правильно, что с запалами держишь. В горячке можно без запала кинуть. Всякое бывает… Насчет того, что подорваться собираетесь, так вам на пару придется при нужде. Одной теперь веревочкой мы все связаны. Вот так–то, шут Тимофеевич, — жестко закончил он и отодвинул Шайтанова в сторону.

— Дай я выгляну, — лейтенант лег за пулемет, чтобы получше осмотреть позицию. — Сошки ровнее надо ставить.

Дремов поправил сошки, не спеша заглянул в амбразуру и оторопел: по склону, выше ущелья, из–за скалы ползли люди в темно–зеленых мундирах. «Немцы!»

— Проморгали! — зло крикнул Дремов, сунув Шайтанову приклад. Тот приник к прицелу, налаживаясь дать очередь.

— Погоди, — приказал Дремов. К лейтенанту вдруг пришла та ясность мысли, которая возникала в минуту острой опасности. — Кононов! Без команды не стрелять!

Егеря ползли по склону, умело маскируясь в выбоинах и за камнями. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Словно из–за скалы выливалась темно–зеленая речка.

Тут Дремов понял, что, разговаривая по телефону с комбатом, он ошибся. Показуха была на Горелой сопке, где и до сих пор гулко рвались снаряды. Главный удар немцы наносили по их батальону, и не по второй, а по его, Дремова, роте.

Егеря подползали все ближе и ближе. Выход был один, их надо ошеломить, ударить внезапно, неожиданно, в упор. Иначе сомнут, пройдут по обороне из края в край и надвое рассекут батальон.

Дремов поглядел на Шайтанова, припавшего к пулемету, и увидел, что у того вздрагивают неестественно вывернутые локти. Растеряется… Не обстрелянный еще… Растеряется — и сомнут.

— Ты ближе подпускай, — с хрипотцой, словно у него пересохло в горле, сказал лейтенант, когда Шайтанов повернул к нему голову и поглядел умоляющими глазами. — Ближе! — настойчиво повторил он.

Передний егерь с желтыми нашивками на погонах и с косой темно–красной ленточкой у ворота был уже шагах в пятидесяти от пулемета. Он полз, напрягая тело и боязливо поглядывая на стенку. Автомат у него был перекинут через шею. Лицо было потное, из–под пилотки выбился густой чуб. Хорошо были видны оскаленные зубы. Крупные и белые, как фарфор…

— Бей! — услышал Шайтанов над ухом приглушенную команду и сразу же нажал гашетку.

Дробно зарокотал пулемет, и тотчас же ему на подмогу захлопали винтовочные выстрелы.

Полдесятка егерей свалилось, остальные, оглушительно строча из автоматов и спотыкаясь о камни, побежали к стенке.