Подвиг 1969, №3

Синеватое лезвие ножа метнулось назад и мгновенно понеслось обратно. Но случилось необъяснимое: рука с ножом замерла в воздухе, блестящее лезвие дрожало в паре дюймов от груди Аддреа. Раздался жалобный вскрик и зловещий хруст костей. Гигант грек с силой сжал запястье левантинца, двумя пальцами заботливо взял нож, словно родитель, оберегающий любимого, но неразумного дитятю. Нож повернулся, и кончик его уперся в горло левантинца. Андреа, ласково улыбаясь, смотрел в обезумевшие глаза шпиона.

Миллер присвистнул и пробормотал:

— Ну и ну! Я так понимаю, что Андреа и раньше откалывал подобные штучки.

— Наверно так, — иронически отозвался Меллори. — Рассмотрим вещественное доказательство номер один, представленное Андреа.

Андреа подвел задержанного к столу. Похожий на хорька левантинец с помутневшими от страха и боли глазами придерживал рукой изувеченное запястье.

— Как ты думаешь, долго ли был этот тип за дверью? — спросил Меллори у Андреа.

Андреа провел громадной пятерней по густым черным вьющимся волосам с пробеленными сединой висками.

— Точно не знаю, капитан. По-моему, я услышал шумок вроде шороха минут десять назад, но подумал, что слух меня обманывает. Потом я снова услышал шорох с минуту назад. Так что боюсь...

— Минут десять, говоришь? — Меллори поглядел на задержанного. — Твое имя? Что делал за дверью?

Ответа не последовало. Угрюмые глаза, угрюмое молчание. Андреа дотронулся кулаком до затылка шпиона, тот испуганно вскрикнул.

— Капитан спрашивает тебя. Отвечай капитану, — укоризненно сказал Андреа и снова привел кулак в соприкосновение с затылком бедолаги, на этот раз энергичнее.

Неизвестный заговорил быстро, возбужденно, отчаянно жестикулируя. Андреа вздохнул и остановил словесный поток, прикрыв левой рукой рот задержанному. Меллори удивленно посмотрел на Андреа.

— По-моему, курд или армянин, капитан. Я не знаю этого языка.

— Я тем более. Говоришь по-английски? — спросил он.

Черные, полные ненависти глаза уставились на Меллори. Левантинец молчал. Андреа снова ткнул его кулаком в затылок.

— Говоришь по-английски? — настойчиво повторил Меллори.

— Англиски? Англиски? — Плечи и локти дернулись в традиционном жесте непонимания. — Ка инг ли.

— Говорит, что не знает английского, — пробормотал Миллер.

— Может, знает, может, нет, — бесстрастно сказал Меллори. — Он подслушивал, а рисковать мы не имеем права. На карту поставлено слишком много, — глаза его стали суровыми и беспощадными, в голосе зазвучал металл. — Андреа!

— Да, капитан. ^

— У тебя его нож. Быстро и чисто. Под лопатку.

Стивенс вскрикнул, вскочил на ноги.

— Боже мой, сэр, боже мой! Что вы...

Он умолк, увидев, как задержанный стремительно бросился в дальний угол, прикрывая согнутой в локте рукой голову. Стивенс медленно перевел взгляд на торжествующего Андреа, заметил понимающие улыбки Брауна и. Миллера и почувствовал себя полнейшим дураком. Первым заговорил Миллер.

— Ну-и-ну-и-ну-и-ну! Может, он говорит по-английски?

— Может, и говорит, — согласился Меллори. — Никто не станет прижимать ухо к замочной скважине целых десять минут, если не понимает ни слова из разговора. Ну-ка позовите Мэтьюза, Браун. — Через несколько минут в дверях вырос вестовой. — Попросите сюда капитана Бриггса. Да поскорее, пожалуйста.

Солдат стоял в нерешительности,

— Капитан Бриггс спит. Он строго-настрого приказал не будить его.

— Сердце мое обливается кровью при одной мысли, что я вынужден потревожить покой капитана Бриггса. За день он спал больше, чем я за неделю, — Меллори взглянул на часы, черные брови его сошлись над утомленными карими глазами. — У нас слишком мало времени. Доставьте его сюда немедленно! Понимаете, немедленно.

Мэтьюз козырнул и исчез. Миллер откашлялся и несколько раз прищелкнул языком.

— Все гостиницы на один манер. Сплошная суматоха. Заметьте, однажды я был на конференции в Цинциннати...

Меллори устало покачал головой.

— Вы просто предубеждены против отелей. Это жилье военных, здесь расквартированы офицеры.

Миллер хотел что-то возразить, но передумал. Янки был, безусловно, неплохим знатоком людей. В глубине души Миллер был убежден, что они затеяли безнадежное дело. Важное, безнадежное и, по его мнению, самоубийственное. Но он уже сообразил, почему назначили главным в группе этого бывалого загорелого новозеландца.

Все молчали, пока не появился в распахнувшейся двери капитан Бриггс. Без головного убора, с шелковым шарфом на шее вместо воротничка. Белый шарф четко оттенял красную шею и упитанное лицо. Когда Меллори впервые разглядел Бриггса у полковника, то отметил: повышенное давление и высокий уровень жизни тыловых крыс. Но оказалось, что чувство негодования может добавить лицу капитана еще несколько глубоких красных тонов.

— Это уже слишком, капитан Меллори, — раздался гундосый голос. — Я вам не мальчик на побегушках! У меня был напряженный день и...

— Сохраните это для мемуаров и взгляните на того олуха в углу, — оборвал его Меллори.

Бриггс стал еще багровее, шагнул в комнату, гневно сжимая кулаки, но словно споткнулся — увидел в углу согнутую бесформенную фигурку.

— Бог мой, Николаи!