— Михаил говорит, что догадываются о нашем существовании. Хотели уходить из Москвы, но икс соблазнил большим делом. Сейчас готовят это дело и нас ищут. Тыркаются, как слепые котята.
— Конкретнее, пожалуйста. Как именно они тыркаются? Кого подозревают?
— Закупорка вышла у нас с Михаилом, — не отвечая на вопрос, продолжал рассказывать Панин. — Подойти-то к Серому мы подошли. Но недостаточно близко. Топчемся на месте. Ничего конкретного раздобыть не можем. Хоть лбом об стенку. Михаил то с одной стороны зайдет, то с другой. Никак. А я вообще пустое место: подай, прими, пошел вон. Вся надежда на Мишку.
Климов молчал и внимательно смотрел в лицо Николая. Что-то парень не договаривает. Не все у них так гладко и благополучно. Ничего, Фалин мужик опытный и разберется что к чему. Климов отодвинул лежащие на столе деньги.
— Спрячь, Николай, пригодятся.
— Вы что? — Панин покрылся румянцем. — За кого вы меня принимаете?
— Бери, красная девица. Деньги — вещь нужная. Сегодня вечером в трактире появится один человек. Лет около пятидесяти, маленький, щупленький. В пенсне со шнурком. Посади его за свой стол и передай эти деньги.
— Проверяете? — недовольно буркнул Николай и сунул деньги в карман.
— А ты как думал? Хочу точно знать, что у вас там делается. Почему Михаил не пришел?
— Говорит, не стоит рисковать.
— Тебе стоит, а ему нет?
— Я-то вне подозрений.
Панин шлепнул ладонью себя по щеке и отвернулся.
— Так, — протянул Климов и встал. — Вот и добрались до истины, мальчуган. Значит, не такие они слепые. Если ты сейчас мне всю правду не расскажешь, я тебя назад не пущу. И Лаврова сегодня же вытащу и вечерним поездом отправлю в Киев. Понял? Выкладывай.
Возвращаясь в отдел, Климов вспоминал весь разговор с Паниным и пришел к выводу, что пока все правильно и ребята на верном пути. А что он, Климов, может сделать и помочь им в выполнении задания? Почему предателя надо искать только с той стороны.?
Кто-то крикнул над ухом, Климов поднял голову и еле успел схватить под уздцы наезжающую на него лошадь.
— Ослеп, паря? — крикнул извозчик, откидываясь назад и натягивая вожжи.
Климов похлопал по горячей и пахучей конской шее.
— Орловский красавец, беречь надо. Отпусти шенкеля, живодер, и левую заднюю перекуй, — сказал он и опять похлопал по шелковистой коже.
— Советничек нашелся.
Климов проводил взглядом пролетку и вернулся к своим размышлениям.
«Без меня в отделе девять человек. Конова в сторону, только из яйца вылупился, а предатель — человек с прошлым. Сомова тоже в сторону, чуть не разбился, а если бы не проломил своими сапожищами налетчику голову, то заполучил бы ценного свидетеля. Остается семь. Каким он должен быть? Во-первых, хорошим служакой. Держаться, чтобы ни сучка, ни задоринки. Таких четверо: Шленов, Лапшин, Яшин и… Зайцев».
Климов сунул в рот трубку. «Пожалуй, Зайцева надо отбросить, слишком умен, чтобы связываться с бандитами, должен понимать, что их удачи — дело временное. А если заставили? Нашли какие-нибудь старые грехи, шантажировали и заставили? — Климов вспомнил характеристику ЧК и покачал головой. — Да, и слишком заносчив и ершист, а тот должен быть тише воды, ниже травы. Остаются трое». Климов понял, что загнал себя в тупик, так как в предательство одного из этих троих он поверить не может.
В отделе никого не было, только в маленькой комнатушке, отведенной для чистки оружия, Климов нашел Шленова. Перепоясанный засаленным фартуком, он сидел на табуретке, держал в руках разобранный наган, что-то насвистывал в усы и, прищуриваясь, оглядывал стол, на котором были разложены различные пилочки, отверточки и другие неизвестные Климову инструменты.
— У Витуна наган барахлит, вот и мастерю помаленьку, — сказал он, увидев Климова.
— Ты у нас на все руки, Пахомыч, — сказал Климов, усаживаясь на подоконник.
— Садись сюда, Василий. Застишь, — Шленов выдвинул ногой табуретку, потом пошевелил пальцами и взял какую-то пилочку. Тоненькая пилочка прилипла к его пальцам, как к магниту, он ловко перехватил ее и стал подтачивать курок. — Молодежь, известно, что про оружие знает: куда патрон совать, да за что держать, — бормотал он в усы. — А наган, он, как баба, ласку и уход уважает, а не соблюдать — продаст. Опять же, как баба, продаст в самый роковой момент.
Климов улыбнулся рассуждениям старика. Шленову перевалило за пятьдесят, и в отделе его считали стариком. Потом спросил:
— А откуда же ты все оружейную механику знаешь?