Последний допрос показал Томасу Краммлиху, что Дитц водит его вокруг пальца. Зачем это понадобилось гауптману? Что толкнуло его на это? Недоверие? Но для недоверия не было оснований. Зато у самого Краммлиха были основания полагать, что и теперь гауптман выложил еще не все из того, что знал. Очевидно, он не собирался ни с кем делиться жареными каштанами, если таковые удастся вытащить из огня. А может, уже вытащил?
То, что Краммлих приостановил расстрел, было внезапной вспышкой негодования, своеобразным протестом против образа действий Дитца. Он хотел досадить гауптману любой ценой и добился-таки этого, однако удовлетворение было недолгим. Проступок серьезный, подыскать оправдание не просто. Идя к гауптману, он инстинктивно замедлил шаг. Лестница казалась ему невероятно короткой, болела нога. Придумать ничего не удалось. И тем не менее он прямо с порога бросился в атаку:
— Эрни, я взял на себя смелость отменить ваше распоряжение.
Дитц стоял спиной к нему и глядел в окно. Услыхав Краммлиха, он медленно повернулся и, сдерживая гнев, едва слышно произнес:
— Мальчишка!..
— Не горячитесь, Эрни. Дайте мне высказаться. У меня возник план, — зачастил Краммлих, с ужасом предчувствуя, что сейчас понесет несусветную чушь. К счастью, Дитц не дал ему говорить. Дитца передернуло.
— Негодяй! — взревел он. — Как вы посмели!.. «У меня есть план», — передразнил он Краммлиха. — Еще бы! Конечно, у него план, а у старого осла Дитца, у этого солдафона, не может быть своих планов. Где ему до молодых гениев!.. — Дитц перевел дыхание и уже спокойнее закончил: — Да знаете ли вы, что у меня тоже был план? И вы, обер-лейтенант, его разрушили!..
По нему было видно, что он не врет. Краммлих растерялся.
— Но… Эрни…
— Здесь нет Эрни! — взвизгнул Дитц и стукнул кулаком по столу. — Здесь есть гауптман Дитц, начальник контрразведки. И позвольте принимать его как такового.
Краммлих понял, что самое страшное позади. Теперь можно было вспомнить и «мальчишку» и «негодяя» — оскорбиться. Переходя на официальный тон, щедро сдобренный иронией, он попытался перейти в наступление.
— Господин гауптман, не сочтите за труд, объясните: какие планы могут быть в отношении покойников?
— Покойников?..
Дитц распахнул окно, высунулся во двор.
— Лейтенант Кнак!.. Сержант, вы не видели лейтенанта Кнака? Отлично, пригласите его ко мне.
Он закрыл створки окна и прошелся по кабинету. Краммлих уже догадывался, что последует за этим, но исправлять оплошность было поздно. Когда вбежал Кнак, по его перепуганному лицу тоже было видно, что и он все понимает. Вечно ему не везло — слишком был усерден, что ли…
— Кнак, что вам было приказано в отношении женщины? — не скрывая неприязни, спросил Дитц.
Кнак вытянулся в струнку, но губы дрожали, он совсем раскис.
— Имитировать расстрел, господин гауптман, — тихо произнес он. — Стрелять поверх головы…
— А вы что сделали? Вы отдаете себе отчет, что вы сделали? — Дитц глядел на него как на больного. — Ума не приложу, как вы оказались в абвере… Ну, об этом мы еще с вами поговорим. Можете идти.
Дверь за веселым Вилли закрылась неслышно.
— Н-ну? — не скрывая торжества, обернулся гауптман к Краммлиху, но тут же понял, что напрасно дал ему столько времени. Краммлих и не думал оправдываться, он сам нападал.
— Господин гауптман, в таком случае это свинство!
Дитц попытался разыграть удивление.
— В чем дело, господин обер-лейтенант?
— Ах, вы еще спрашиваете? Мы ведем одно дело, но вместо помощи вы все время вставляете мне в колеса палки. Вы не посвящаете меня в свои планы. Выставляете в дурацком виде перед подследственной. Не сообщаете данные, которые известны о Янсон, и я впустую трачу драгоценное время на бессмысленные допросы… Кстати, откуда вам известны данные о Янсон?
Дитц уже понял что позволил себе слишком много, и поменял тон, попытавшись отделаться шуткой:
— Интуиция, Томас, интуиция!..
— Информация — мать интуиции, — язвительно парировал Краммлих. — Почему вы скрывали от меня все, что знаете? Зачем подслушивали допросы?
— Мой опыт…
Это уже было слишком. Краммлих даже на крик перешел.
— К черту ваш опыт! С вашим опытом вы уже десять лет в чине гауптмана!
Сказал — и тут же пожалел об этом. Слепой гнев — плохой советчик. Теперь незаслуженно оскорбленным опять оказался гауптман, и центр тяжести правоты переместился к нему.
— Как вы смеете?! — прошептал он в самое лицо Краммлиху и внезапно взвизгнул: — Как стоите!
Краммлих вытянулся по стойке «смирно». Сделал это медленно, нехотя, всем своим видом показывая, что подчиняется уставу, а не «этой грубой скотине Дитцу». Дитц понял и распалился еще больше.
— Щенок! Немедленно отправляйтесь к себе и пишите объяснение. Иначе я приму меры. Я все вам припомню! — отводил он душу в крике. — И никакой папаша вам не поможет, учтите это, господин обер-лейтенант! На него у меня тоже есть материал!..
Краммлих только улыбнулся в ответ.
— Кругом! Марш! — проревел Дитц.
Краммлих повернулся, подошел к двери и, уже держась за ручку, посоветовал, обернувшись через плечо:
— Примите валерьяновые капли, Эрни.
— Вон!!!