«Подвиг» 1968 № 03

Мирза Али-Мухамед отпивает из белой фарфоровой чашечки с гербом королевства и вензелем короля кофе и с особенным удовольствием переходит к зеленому ликеру.

— Из внимания к советам уважаемого друга я меняю свое решение.

Роберт Кетль удовлетворен.

— Как в сказках умнейшей Шахерезады мы вызовем дух мятежа с тем, чтобы его уничтожить раз и навсегда. Да, друг мой, иногда полезно способствовать, а не предупреждать…

— Слова друга — вечная мудрость.

И председатель совета министров снова отдает должное зеленому ликеру, который так удивительно делают священники неверных во Франции.

В НЕСКУЧНОМ

Когда в Мирате над горными склонами и городом лежит южная, июльская, темная ночь — четыре с половиной тысячи километров к северу, над лесистыми холмами, сбегающими к Москве-реке, красно-золотой закат и северное голубое вечернее небо.

По ровному шоссе бегают трамваи и, выбросив тысячи горожан, убегают назад. И вся эта пропыленная, прожаренная солнцем и душным городом толпа втекает в ворота, мимо высоких мачт с флагами, в старый дворцовый парк. «Зазывной» оркестр гремит у ворот, под грибом на круглой эстраде; но зазывать, в сущности, не надо — аллеи, поляны, склоны, чащи светят сквозь зелень белыми ситцевыми платьями, защитными гимнастерками, картузами и остроконечными шлемами.

По серебряно-алой реке стрекочут катера, подвозя из города новых, в небе над зелеными верхушками углом вереницей перелетных птиц стрекочут восемь самолетов, летящих от аэродрома. Кружатся, звеня стеклярусом, карусели, ныряют вверх и вниз лодки качелей и взрывами-всплесками взлетает смех от чертова колеса в полосатом павильоне.

Двое уже кружились на «Удалом» и «Бойком» — коричнево-шоколадных, адски-свирепых деревянных конях карусели, ездили на «чертовом колесе», слушали клоунов на эстраде, ели мороженое с вафлями под огромным полотняным зонтом и теперь ушли далеко в чащу и смотрят вниз, на сквозящую в зеленых ветках реку. Вася Жуков — рослый, розовый, кудрявый парень. Все прилажено и все к месту: тугой кожаный пояс, галифе, косоворотка. Но девушка еще лучше, даже на строгий взгляд веселых и сытых иностранцев, приезжающих торговать с неожиданно для них возродившейся страной. И особенно хороша от ситцевого платья в цветочках, высокого и пышного узла русых волос и мягких ямочек на щеках.

— Когда же едете?..

— На той неделе… Дадут почту, распишусь и прощай…

— Вот все вы так, ушлют — и поминай как звали…

— Кто другой, да не я… Когда я вас обманывал?..

— Здесь не обманывали, а там — кто вас знает…

Она смотрит на него искоса, посмеиваясь. Вася шумно вздыхает.

— Пойти в кинематограф, что ли…

— Что это вы от меня бегаете?..

— Да я не от вас, а с вами… Вам же хуже будет: вдруг здесь целовать начну — увидят…

— Не нацеловались?..

Вася берет ее за талию, по из-за поворота с треножником и футляром идет вниз бродячий фотограф…

— Ну, Васенька, не срамите меня. Пошли.

Они уходят от обрыва, но Вася успевает поцеловать на лету край нежного, круглого подбородка и идет на свет вспыхнувших цветных лампочек, на говор толпы, бормоча сквозь зубы:

— Что за долговязый с аппаратом привязался? Который раз встречаю!

ЛОЖА БЕЛЬЭТАЖ 8

Бывший штаб-ротмистр Воробьев привыкает к Москве и заставляет привыкать к себе. Он делает все, что полагается репатрианту, строго выполняет формальности, привыкает даже думать по-русски и заучивает наизусть поговорки.

После прогулки по реке семейство Кряжкиных почти не беспокоит «штаб-ротмистра», за исключением дня, когда глухонемой, вернувшись из города, предупредительно говорит гостю:

— Вы, кажется, спрашивали здесь зубного врача…

Перси Гифт нисколько не удивляется чудесному излечению глухонемого и заучивает адрес.

В указанное время он приходит в обыкновенную с альбомами, плюшевой мебелью и старыми иллюстрированными журналами приемную зубного врача и терпеливо ждет своей очереди. Затем входит в кабинет и, перед тем как сесть в кресло, говорит внимательному и хлопотливому блондину с душистой, пышной бородой.

Врач немедленно включает жужжащую электрическую машину, наклоняется над Перси Гифтом и, приникая к его уху, говорит, заглушая особенно важные слова жужжанием машины.

— В ваше распоряжение — агент «74». Отель для иностранцев… комната… Восьмого на границу к уполномоченному… выезжает… дипломатический курьер Василий Жуков… Необходимо снять с него фотографию… Удобнее всего у его невесты… Ольга Серова… адрес… Детдом № 26. Выработайте план… на вашу ответственность… В четверг жду… Соблюдайте необходимую осторожность…

Машина перестает жужжать, и блондин с профессиональной любезностью говорит вслух:

— Значит, придется полечиться… Жду в четверг.

* * *

Элиза Даун тоже привыкает к России без чиновников, без мундиров и фраков со звездами.