«Подвиг» 1968 № 03

— Ютта не прислуга… — оробев, начал профессор.

— Я слышу, господин Зейц интересуется нашей Юттой, — проговорила Элеонора. — Вот сюрприз! Но сегодня она не спустится к нам.

— А если я попрошу?

— Ну, если вы умеете и просить, а не только приказывать, испытайте себя. Но чур, никакого принуждения. Ведь вы не знаете своей силы…

Элеонора шаловливо ткнула пальчиком в черный рукав гестаповца. Зейц встал, расправил ремни и направился к деревянной лестнице на антресоли. Заскрипели ступени.

Ютта поспешно закрыла дверь, внутренне собралась. Из ее комнаты на антресолях, если оставить двери приоткрытыми, было хорошо слышно все, о чем говорилось в зале. При желании она могла и незаметно рассмотреть сидящих за столом. Ни Зейц, ни Франке, ни другой испытатель из Лехфельда — Клюге не интересовали ее. Они уже не раз были в этом доме. Все внимание Ютты было обращено на двух приезжих. Один из них может оказаться тем самым Мартом, о приезде которого в Аугсбург сообщило присланное из Берлина письмо. Ведь именно сегодня он должен связаться с ней. А до полуночи всего два часа. Появление этих двух здесь сегодня не может быть случайным. Но кто же из них? Конечно, когда она спустится, он найдет способ привлечь к себе ее снимание. Но прежде чем показаться внизу, она хотела бы сама узнать его. Кто же он? Кто? Он скажет ей: «Фрейлейн, по-видимому, вы до сих пор любите читать сказки?» Ока скажет: «Я ненавижу их, они мешают нашему делу». Он скажет: «Но они учат любить родину, не правда ли?» Она скажет: «Так говорил мой дядюшка Клаус. Но ведь любить родину — это значит сражаться за нее? Вы сражаетесь за фатерланд?» И тогда он ответит: «Я, как несчастный Рюбецаль, летаю над землей, оберегая покой людей». Так он скажет или примерно так.

Но кто же из них? Высокий белокурый лейтенант или плотный коренастый капитан? Лучше бы лейтенант! Ах, Ютта, Ютта! Красивый парень. Только уж очень самоуверен. И рисуется перед Элеонорой. «Мы с генералом». «Я уверен…» Фат. Элеонора уже размякла. А он просто играет с ней. Конечно, играет. Наверное, у него в Берлине таких Элеонор!..

«Как он на нее смотрит! А глаза, пожалуй, холодные. Равнодушные глаза. Пустые. Разве могут быть такие пустые стеклянные глаза? А капитан? Этот как будто проще. Сдержанней. И чего он все время крутит шеей? Воротник жмет? Или ищет кого-нибудь? Меня? И на часы смотрит. О чем это он шепчется с Клюге? А теперь с Зейцем. А лейтенант развязен. Руки целует Элеоноре. Расхвастался связями. А Зейц даже позеленел от злости. Встал. Идет сюда. Только его мне не хватало! Ну, что ж, даже лучше. Все равно надо сойти вниз». Ютта быстро прикрыла дверь, забралась с ногами в мягкое кожаное кресло.

Зейц постучал, тут же, не дожидаясь ответа, распахнул дверь. Сколько в нем благодушия! Широкое лицо беспредельно растянуто в благожелательной улыбке.

— Простите, фрейлейн, за позднее вторжение. Поверьте, что оно вызвано моим глубоким расположением к обитательницам этого милого дома. Сочувствую вашей бедной головке, но…

— Ваше чувство к госпоже Элеоноре для меня не секрет, господин Зейц.

— Тем лучше.

Взгляд Зейца внимательно ощупывал комнату.

— Надеюсь, вы одобряете мой выбор?

— Элеонора — девушка, заслуживающая безусловного восхищения. Но я не думаю, чтобы она уже была готова к брачному союзу. Ей нет и двадцати.

— Фюрер ждет от молодых сил нации незамедлительного исполнения своего долга. Германия нуждается в быстром омоложении. Я уверен, что фрейлейн Элеонора во всех отношениях примерная девушка, хорошо понимает свои патриотический долг.

— У нее остается право выбора…

— Ерунда. Она слишком юна, чтобы самостоятельно выбирать достойного арийца. Ей нужно помочь сделать правильный выбор. Подобная помощь будет высокопатриотическим поступком, фрейлейн Ютта.

— Вы переоцениваете мое влияние, господин Зейц.

Зейц уселся на мягкую спинку Юттиного кресла, приблизил к ней свое лицо. Жесткие глаза сузились.

— Это вы, фрейлейн, недооцениваете меня. — Он рассмеялся. — Хватит сказок, Ютта, хватит сказок.

Она похолодела. Непроизвольно дрогнули ресницы.

— Какие сказки вы имеете в виду?

Она взглянула прямо в узкие глаза Зейца. Он все еще смеялся.

— Разве вы не любите сказок, Ютта? Разве вам их не читали в детстве? Бабушка? Ха-ха-ха! Или дядюшка? Ха-ха! У вас же есть дядюшка?

— Он умер. Я что-то не понимаю вас. Вы… Не может быть.

Зейц, казалось, не замечал ее смятения.

— Видите. Дядюшка умер. Бедный дядюшка Клаус! Он уже не может помочь своей любимой племяннице. А ведь ей очень нужна помощь. Одиноким девушкам трудно жить на свете. Их каждый может обидеть…

Зейц положил обе руки на зябкие плечи Ютты. Она дрожала. Все в ней протестовало против смысла произносимых им слов. Так это он? Невозможно! Но как он узнал? Значит, провал. Их раскрыли. Надо закричать, предупредить его. Он сидит там, внизу, не зная, что такое Зейц, не догадываясь. Или там никого нет? Его схватили уже. И теперь мучают ее. Там, внизу, чужие. Кричать бесполезно… Или… Это все-таки он, наш. И все это лишь маскировка, игра… Но можно ли так играть?

Она не могла вымолвить ни слова.