Читаем Подвиг полностью

Та же была стужа въ спальнe, тe же переклички курантовъ, и тотъ же вваливался Вадимъ, съ тою же на устахъ рифмованной азбукой, построенной на двустишiяхъ, {113} каждое изъ коихъ начиналось вeскимъ утвержденiемъ "Японцы любятъ харикири" или: "Филиппъ Испанскiй былъ пройдоха", - а кончалось строкой на ту же букву, не менeе дидактической, но гораздо болeе непристойной. А вотъ Арчибальдъ Мунъ былъ какъ будто и тотъ же и другой: Мартынъ никакъ не могъ возстановить прежнее очарованiе. Мунъ при встрeчe сказалъ, что выработалъ за лeто новыхъ шестнадцать страницъ своей Исторiи Россiи, цeлыхъ шестнадцать страницъ, потому такъ много, объяснилъ онъ, что весь долгiй лeтнiй день уходилъ на работу, - и при этомъ онъ сдeлалъ пальцами движенiе, обозначавшее переливъ и пластичность каждой, имъ выношенной фразы, и въ этомъ движенiи Мартыну показалось что-то крайне развратное, а слушать густую рeчь Муна было, какъ жевать толстый, тягучiй рахатъ-лукумъ, запудренный сахаромъ. И впервые Мартынъ почувствовалъ нeчто, для себя оскорбительное, въ томъ, что Мунъ относится къ Россiи, какъ къ мертвому предмету роскоши. Когда онъ въ этомъ сознался Дарвину, тотъ съ улыбкой кивнулъ и сказалъ, что Мунъ таковъ оттого, что преданъ уранизму. Мартынъ сталъ внимательнeе, - и, послe того, какъ однажды Мунъ, ни съ того, ни съ сего, дрожащими пальцами погладилъ его по волосамъ, онъ пересталъ его посeщать и тихо спускался черезъ окно по трубe въ переулокъ, когда одинокiй, томящiйся Мунъ стучался въ дверь его комнаты. На лекцiи Муна онъ все же продолжалъ ходить, но, изучая отечественныхъ писателей, старался вытравить изъ слуха интонацiи Муна, которыя преслeдовали его, особенно въ ритмe стиховъ. И Муну онъ сталъ предпочитать другого профессора, - Стивенса, {114} благообразнаго старика, который преподавалъ Россiю честно, тяжело, обстоятельно, а говорилъ по-русски съ задыхающимся лаемъ, часто вставляя сербскiя и польскiя слова. Все же не такъ скоро Мартыну удалось окончательно отряхнуть Арчибальда Муна. Порою онъ невольно любовался мастерствомъ его лекцiй, но тотчасъ же, почти воочiю, видeлъ, какъ Мунъ уноситъ къ себe саркофагъ съ мумiей Россiи. Въ концe концовъ Мартынъ отъ него совсeмъ отдeлался, взявъ кое-что, но претворивъ это въ собственность, и уже въ полной чистотe зазвучали русскiя музы. А Муна иногда видeли на улицe въ сопровожденiи прекраснаго пухляваго юноши, съ зачесанными назадъ блeдными, пышными волосами, который игралъ женщинъ въ шекспировскихъ спектакляхъ, при чемъ Мунъ сидeлъ въ первомъ ряду, весь разомлeвшiй, а потомъ шикалъ съ другими на Дарвина, который, откинувшись въ креслe, притворялся, что не въ силахъ сдержать восторгъ, и неумeстно разражался канонадой рукоплесканiй.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература