Подвиг

В течение пяти минут они безмолвно, ожесточенно дрались, кусая и царапая друг друга. С каждой минутой бешенство рисовара увеличивалось. Он яростно нападал на студента и, когда тот поскользнулся, мял и топтал его ногами, как матрац. Студент был моложе, но слабее, чем Нарата. Грузное пятипудовое тело рисовара, сбитое из мощных костей и жесткого мяса, было непроницаемо для ударов противника. Чувствуя, что он выдыхается, студент пытался кричать о помощи, но огромная потная ладонь, пахнущая табаком, заткнула ему рот. Тогда студент схватил зубами палец великана и сильно укусил его до крови.

Почувствовав кровь, капающую из раны, Нарата обнял студента за голову и начал давить ее книзу. Они дрались у веревочного барьера.

Палуба ходила под их ногами, как маятник, взлетая и падая. Качка усиливалась. Неоднократно внезапные толчки волн разнимали противников. Движения потеряли верный прицел. Метясь рукой в живот, они попадали в глаз или в ухо.

Так они дрались, наскакивая и задыхаясь над самой водой. Потом студент вскрикнул. Кулаки Нарата опрокинули его на спину. Теперь он висел на веревках перил, притиснутый жарким животом рисовара. Силясь освободиться, он вытянулся и схватился руками за шею противника. Несколько мгновений они глядели друг на друга.

— Хватит, оставьте! — со свистом пролепетал студент.

Тогда Нарата выпрямился и, ударив студента в грудь, отбросил его от себя.

Студент смешно перевернулся, дрогнул и полетел вниз, в воду.

Ослепленный победой, еще сохраняя в мышцах гул и огонь схватки, Нарата громко, всей глоткой, заревел.

Дело шло к ужину. В столовой пассажиры сидели, забавляясь игрой в китайские карты. Господин Абэ уже сосчитал взятки и, выйдя из игры, сидел у приоткрытой двери, думая о чем-то и прислушиваясь. В кают-компании стояла пароходная тишина, прерываемая лишь возгласами игроков, массивными ударами волн и жалобным звоном подскакивающих чашек.

И вдруг где-то наверху раздался крик человека, дикий, полный угрозы и вызова. Все вздрогнули и повернулись.

— Начинается настоящий шторм, — пробормотал Абэ и строго осмотрел присутствующих, — в такую погоду легко оступиться и полететь за борт.

— Скорей бы доехать, — пугливо вздохнул южанин.

Качка усиливалась. Над головами с шумом протопали ноги, волоча за собою железную цепь и канаты. Электрический свет стал серым и мигающим. В коридоре взвизгнули и захлопали двери.

— Вам сдавать, — сказал ветеринар и ударил рукой по колоде.

ШПИОН

Перед нами лежит жизнеописание господина Абэ. Он родился в Муроране и был изгнан из провинциального университета за неспособность к наукам. На экзамене он провалился по философии, по стилистике и по изящной литературе.

Два года он проболтался без дела, обивая пороги контор и городских учреждений. Он часто заходил в канцелярию школы военных топографов. Оттуда его выгоняли, но он снова возвращался, выстаивая часами на лестнице, увешанной картинами морских боев.

— Вы забыли? Вас выбросили отсюда, — говорил ему швейцар.

— С тех пор прошло два дня, господин начальник, — отвечал Абэ.

Заметив эту необычайную настойчивость, секретарь директора распорядился зачислить Абэ на первый курс. Здесь он показал недюжинные способности к ориентировке в неизвестных местностях и составлению сводок во время практических занятий. Он учился китайскому и русскому языкам и к концу курса владел ими свободно. В обращении с товарищами он был мягок и услужлив, но иногда мог сказать: «Отдай готовальню, тебе она не понадобится, я думаю. Я слышал сегодня, что у тебя открылась чахотка и ты долго не протянешь».

Абэ чертил карты и не забывал ничего, что попадалось ему на пути. Он мог рассказать, какого цвета носки были у человека, встреченного позавчера на проспекте, какие были облака в тот день, номер автомобиля, в котором проехала женщина с розовым гребнем вместе с американским инженером — служащим Ллойда, судя по значку в петлице. Он не пропускал ничего. Тумбы, вывески, фонари, дороги, паденье ручьев, горы, длина часовой цепочки у репортера Н. — все сохранялось в его памяти.

По окончании школы Абэ был послан в Корею, на границу русского Приморья. Здесь он прослужил восемь лет, совершенствуясь в своей области. Ему приходилось видеться со многими людьми, часто выезжать, вставать ночью и встречаться с живописными корейскими нищими с черным наческом на голове, передававшими ему завернутые в лохмотья полоски бумаги. Они «выходили в море за тунцами», как выражаются шпионы между собой в разговоре.

Иногда он начинал пьянствовать и выбегал на улицу босой, в коротких штанах, в распахнутом плаще, с голой грудью. Говорили, что он убил жену, содержательницу ночного дома на Хансе.

По виду Абэ — веселый молодой человек, с прямыми плечами и крепкими мышцами. Он был одним из выведывателей — вывернутых наизнанку людей «с глазами во всех карманах».

Рассказывают, что памятка выведывателей состоит из нескольких заповедей: